Она вздохнула и потянулась.
Он стал еще тверже — подвиг, на который, по его мнению, он был не способен.
Она приподняла свои тяжелые локоны с шеи и томно обернула их вокруг головы.
Тернер застонал.
Миранда повернула голову.
— Ах ты, бестия! — выкрикнула она, забывая прикрыться.
— Бестия? — Он приподнял брови, услышав такое устаревшее слово.
— Бестия, распутник, дьявол, как тебе угодно называться.
— Виноват.
— Если бы ты был джентльменом, ты бы ушел.
— Но ты любишь меня, — сказал он, не уверенный, зачем напоминает ей об этом.
— Ужасно, что ты об этом напомнил, — прошептала она.
— Почему?
Миранда внимательно посмотрела на него, возмущенная его вопросом.
— Почему я люблю тебя? Не знаю. Ты совершенно этого не заслуживаешь.
— На заслуживаю, — согласился он.
— В любом случае, это не имеет значения. Я думаю, что больше не люблю тебя, — быстро сказала она. Что угодно, только бы сохранить остатки гордости. — Ты был прав. Это было детское увлечение.
— Неправда. Невозможно так быстро кого-то разлюбить.
Миранда округлила глаза. О чем он говорит? Ему нужна ее любовь?
— Тернер, чего ты хочешь?
— Тебя. — Это слово было едва слышным шепотом, словно он с трудом заставил себя его выговорить.
— Неправда, — сказала она, скорее из-за волнения, чем из-за чего-то другого. — Ты сам это говорил.
Он сделал шаг вперед. Он попадет за это в ад, но сперва побывает на небесах.
— Я хочу тебя, — сказал он. И это было правдой. Он хотел ее с большей силой, большим желанием и страстью, чем мог постичь. Это выходило за пределы желания.
Это выходило за пределы жажды.
Это невозможно было объяснить, и было чертовски глупо, но это было так, и он не мог этого отрицать.
Очень медленно, он преодолел расстояние между ними. Миранда замерла у огня, губы ее приоткрылись, дыхание стало неглубоким.
— Что ты собираешься делать? — прошептала она.
— По-моему, сейчас это очевидно. — И одним плавным движением, он наклонился и обнял ее.
Миранда не шевелилась и не вырывалась. Тепло его тела опьяняло. Оно проникало в нее, от чего ее кости словно плавились, заставляя ее чувствовать себя удивительно распущенной.
— О, Тернер, — выдохнула она.
— О, да. — Его губы скользнули по линии ее подбородка, и он нежно и благоговейно опустил ее на кровать.
В тот последний момент, прежде чем он накрыл ее тело своим, Миранда могла лишь смотреть на него, думая, что всегда любила его, что каждый ее сон, каждая мысль вели к этому моменту. Он все еще не сказал слов, от которых сердце ее воспарило бы, но сейчас это, казалось, не имело значения. Его голубые глаза сверкали так ярко, так сильно, что она подумала, что он должен любить ее хоть немного. А этого было достаточно.
