— Нет уж, раскапывать всю землю в одиночку я не намерен! — возразил Питер. — Я хочу быть археологом, а не землекопом.
Он посмотрел на небо, плюнул через плечо, потер ладони и только после всех этих приготовлений отбросил в сторону первый ком земли.
На первый взгляд казалось, что слежавшемуся грунту не будет конца. Питер взмок, скинул с себя куртку. Лопат через двадцать он разочарованно вздохнул, собрался было передать лопату Олафу, но в это мгновение земля внезапно разверзлась, и бедняга с воплем скрылся в дыре.
Генрих подскочил к провалу, провис на широко расставленных руках и что было сил заорал:
— Питер! Питер! Ну, отзовись же, прошу тебя! Питер!
— Дай я! — Олаф попытался оттолкнуть Генриха. — Надо прыгать, спасать Питера!
— Куда ж прыгать-то? Ничего не видно. Веревку надо! Глянь, может, в рюкзаке есть...
— Я чувствовал, что это подземелье проклято! — воскликнул барон и, забыв свою клятву, что никогда в жизни не спустится в собственную могилу, молнией ринулся под землю.
Через секунду из глубины донесся его радостный голос:
— Живой ваш товарищ! Пришибся малость, но живой, дышит!
Олаф кинулся к рюкзаку, бесцеремонно высыпал из него все содержимое.
— Есть веревка! Но метров десять, Не больше. И фонарь есть.
— Тащи сюда!
— Только не надо света! — в панике вскрикнул призрак барона. — Я боюсь светильников. К уличным я привык, а ручные слишком ярки для меня, и потом, они двигаются, а это страшно: как будто тебя солнечный луч разыскивает. Вы спускайтесь без фонаря, моего свечения вам хватит, только чуток попривыкнуть надо.
Олаф торопливо привязал конец веревки к каштану:
— Готово!
Генрих скользнул в штольню. Пока он оглядывался, пытаясь разглядеть Питера, Олаф успел спуститься и встал рядом.
— Госполин привидение? — прозвучал вдруг в тишине голос Питера. — Вы существуете?
А я думал, что сплю. Не напомните, каким образом мы оказались в этом месте и почему так темно? Генрих и Олаф ушли, или они еще не приходили?
Питер полулежал на трухлявых бревнах, смягчивших падение, и пытался пощупать фигуру в светящихся доспехах. Барон но возражал — едва поняв, что с Питером ничего опасного не произошло, он принялся разглядывать собственную могилу.
— Живой! Генрих и Олаф одновременно бросились другу.
— А я уж думал, что ты себе шею сломал, — сказал Олаф, протягивая Питеру руку. — Встать можешь? Кости целы?
С кряхтением поднявшись, Питер наклонился в одну сторону, в другую, несколько раз присел.
— Все в порядке, — вздохнул он и тут же бодро добавил:
