Занятные истории | страница 74



Некрасов покорно садился в карету, убедившись, что ветер точно сильный.

В передней иногда происходили такие сцены. Некрасов выходил, чтобы ехать в клуб. Семен держал наготове шубу.

– Пальто! – произносил Некрасов.

Семен, не слушая, накидывал ему на плечи шубу. Некрасов сбрасывал ее и, горячась, говорил:

– Русским языком тебе говорю: подай пальто!

Семен, что-то ворча, подавал пальто и совал в руки Некрасову меховую шапку. Тот бросал ее на стол, тогда Семен мрачно его спрашивал:

– Простудиться, что ли, хотите?

– Не умничай! – отвечал Николай Алексеевич, – подай шляпу.

Семен подавал кашне. Некрасов отстранял рукой кашне и шел с лестницы, а Семен, провожая его до экипажа, тихонько всовывал ему кашне в карман.

Если Некрасов уезжал в клуб обедать в санях и приказывал кучеру приехать за ним в такой-то час, Семен распоряжался, чтобы кучер заложил карету, взял шубу, меховую шапку и отвез их в клуб, а пальто и шляпу немедленно привез бы домой.

А.Н. Островский

(1823–1886)

К знаменитому драматургу Александру Николаевичу Островскому часто обращались новички-писатели, с просьбою просмотреть их незрелые произведения и преподать им совет касательно дальнейших литературных попыток.

Однажды является к нему молодой человек с объемистой тетрадью и говорит:

– Я написал драму, которой не решаюсь дать ходу без вашего совета.

– Что же вы хотите? – спрашивает Островский, по привычке подергивая плечами.

– Хотел бы, чтоб вы хоть мимолетно пробежали ее и откровенно высказали бы свое мнение: имеет она какое-либо достоинство или нет?

– Ну, ладно, погляжу… Оставьте ее у меня.

– А за ответом?

– Через недельку, что ли…

Аккуратно через неделю является молодой человек за решением своей писательской участи.

Он заискивающе смотрит в глаза драматургу и с замиранием сердца спрашивает:

– Ну, что?

– Ничего…

– Прочли?

– Прочел!

– Есть недостатки?

– Да… один есть…

– Один только? – с восторгом восклицает молодой человек.

– Один только, – не изменяя равнодушного тона отвечает Островский.

– Какой?

– Очень длинно…

– Ну, это-то ничего!

– Конечно, ничего…

– Что бы вы посоветовали с ней сделать?

– А вот что: сначала отбросьте первую половину…

– Потом?

– А потом… вторую.

* * *

Островский выражался своеобразно, однако очень метко.

Он все характеризовал просто, каким-нибудь одним словом, но так понятно, что всякие его определения надолго врезывались в память собеседника.

Однажды спрашивают его:

– Как вам петербургская труппа нравится?

– Ничего… труппа хорошая… играют ловко, но только все как-то мимо мысли…