Прогуливаясь по галерее Гостиного двора, Иван Андреевич Крылов нередко заходил в проходе к Лукьянычу отведать его пирогов, которые всегда действительно были хороши. Как-то дедушке Крылову они не понравились.
– Что это, Лукьяныч, у тебя пироги все хуже да хуже становятся… Ведь я бы и сам их лучше изготовил…
– Ах, Иван Андреевич, – ухмыльнулся ядовитый ярославец, – где уж вам… Ведь вы сами только что писали: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник».
Иван Андреевич добродушно рассмеялся и больше не делал Лукьянычу замечаний, а в минуты оплошности хватался за голову и говорил:
– Ах, я сапожник!
* * *
Графиня С.В.Строганова однажды спросила баснописца Ивана Андреевича Крылова, почему он не пишет более басен?
– Потому, – отвечал Крылов, – что я более люблю, чтобы меня упрекали, для чего я не пишу, нежели дописаться до того, чтобы спросили, зачем я пишу.
* * *
Однажды один из приятелей заметил Крылову:
– Иван Андреевич! Басня очень хороша, но где же видано, чтобы лисица виноград ела?
Крылов, со свойственным ему добродушием, ответил:
Я, батюшка, и сам не верил, да вот Лафонтен убедил.
* * *
Крылов в домашнем быту и в обществе был необыкновенно радушен и разговорчив, но, вместе с тем, до крайности скрытен. Он многое хвалил из учтивости, чтобы никого не огорчить, хотя в глубине души своей иного и не одобрял. Один из писателей в предисловии к весьма посредственному своему сочинению напечатал похвалы, слышанные им от Крылова.
– Вот вам конфекта за неосторожные ваши похвалы, – сказал баснописцу Гнедич.
Но Крылов только посмеялся и всю жизнь продолжал следовать постоянной своей системе.
* * *
Желудок у Крылова был поистине богатырский. Однажды он приказал приготовить к своему обеду жаренных в масле пирожков. Съел целый десяток и потом спохватился, что в них был какой-то странный вкус, да и цвет необыкновенный. Крылов крикнул кухарку, но она за чем-то отлучилась в лавочку. Он пошел сам на кухню. Видит, на очаге стоит кастрюля, нечищеная и нелуженая с незапамятных времен, заглянул в нее: зеленые пирожки, то есть покрытые зеленою ярью, плавают в зеленом же масле. Посмотрел-посмотрел, и им овладело искушение – пирожков еще оставалось шесть штук. «Да что, – решил он, – ведь это ничего: съел же я десяток, а шесть куда ни шло!» – да и спровадил их в свой молодецкий желудок.
Слыша жалобы молодых людей на слабость желудка, он, улыбаясь, говорил:
– А я так, бывало, не давал ему спуску. Если чуть он задурит, то я и наемся вдвое, – там он себе как хочешь разделывайся.
