Это мой дом, сказал себе Ренато. Дом… родной, созданный на мои деньги по моему желанию. Тот, который я всегда хотел иметь и который был рад получить.
За окнами стояла поздняя осень; даже не отодвигая штор, не открывая окна он знал, чувствовал — несомненно, только так, не иначе. Лето осталось на склоне. Холодное лето, чистое и безжалостное…
— Как твоя такса, Дениза? Сегодня ты с ней не гуляла.
— Такса? — недоуменные морщинки пересекли лоб женщины. — Простите?
— Такса, — терпеливо повторил Ренато. — Твоя собака.
— У меня никогда не было собаки. С детства аллергия на собачью шерсть…
Виктор пришел к нему еще раз, и еще — теперь без жены, пробовал поговорить и как почтительный сын с отцом, и как деловой человек с другим деловым человеком. Ему был нужен один звонок. Пока Ренато жив и в здравом уме… всего один звонок, и дела пойдут в гору.
Прикосновение старческой руки могло покатить камень вверх по склону, и оба это понимали. Но Ренато не хотел ничего. Апатия овладела всем его существом — порой корил себя за то, что не испытывает желания помогать сыну, родному… но как давно они стали родными только формально?
Хотя все формальности соблюдались на диво, надо отдать Виктору должное. Будто и впрямь любовь и дружба в семье. Но ведь и лицемерием это не было. Данью традициям? Чувством долга?
Какой сейчас смысл разбираться…
* * *
Лейвере — тихий уголок, город в двести тысяч жителей. Сверху он походил на улитку, что ползет себе по травинке. Только травинкой была река Лей. Один большой мост через нее и пара поменьше, а на другой стороне — все больше поля и фермы.
Федеральная трасса, по которой вечно текли машины, выглядела панцирем улитки.
В Лейвере делали елочные игрушки. По крайней мере, остальной мир знал только это. Но местный университет был неплох — в нем трудились педагоги старой закалки, мэрия щедро платила им — больше, чем во многих крупных городах.
И студенты порой выбирали учиться в Лейвере, а не в столице — а потом подтвердить свой диплом.
Если бы человек мог выбирать, где родиться, именно этот уголок привлек бы его, Ренато Станка, несомненно. Не глушь — мирное местечко, где самое яркое событие — показ новой кинокартины или визит какой-нибудь не самой популярной «звезды».
Может, они сами выбрали появиться на свет именно здесь? Тогда некого обвинять.
Их мать звали красиво — Евгения. Уцелевшие фотографии сохранили облик нежной, как незабудка, девушки с гордо поднятой головкой. Годы оставили от прежней красоты только глаза и взгляд — темный, тревожный и ласковый.
