Но вот единственный обломок прошлого – цыган Алим!
От него у нее не было средств отделаться.
Он преследовал ее в Петербурге, и она скрывалась от него, как могла. Через верного человека предлагала она ему деньги, много денег, от которых он с гордостью отказался.
В Петербурге труден был доступ к ней, и он наконец добился свидания в Петергофе.
В конце концов, и она хотела этого свидания. Надо же было раз и навсегда порешить с ним и узнать его намерения и притязания.
– А, это ты! – протянула она. – Что тебе от меня надо?
– Ты не знаешь, боярыня, что мне надо? – проговорил он, уставясь на нее своими черными, ярко горящими глазами.
– Не знаю.
– Забыла? – насмешливо проговорил он.
– Ничего не забыла! – со злобой ответила она. – Я тебе предлагала деньги. Тебе мало показалось? Я дам тебе больше. Я дам тебе все. Возьми все, что у меня есть, только оставь меня, забудь меня… Я для тебя умерла.
– Денег твоих мне не надо, – ответил он. – Ежели ты ничего не забыла, то вспомни, как я бросил твои деньги уже однажды в озеро. Дай мне в десять раз больше, чем у тебя есть – я их выброшу в море. Не нужно мне ни твоих денег, ни твоего дома, ни всего, что у тебя есть.
– Так чего же нужно тебе?
– Тебя. Тебя одну.
– Многого хочешь, как бы ничего не получил. Не по себе дерево валишь.
– Получу, – уверенно ответил цыган. – Вспомни наш уговор. Довольно ты издевалась, смеялась надо мной, обманывала меня! Я ждал, я терпеливо ждал. Да и какие твои деньги? Разве не я обокрал для тебя стрешневский дом? Разве не я передал тебе его деньги? Разве не я поджег, по уговору с тобой, усадьбу и погубил боярина. Я больше ждать не хочу. Ты обещала сделаться моею и уйти со мною в табор.
– Ты ума рехнулся, – смеясь обидным, злым смехом, проговорила она. – Какая я тебе цыганка! – Она захохотала. – Опомнись, Алим, и не требуй от меня невозможного.
– Я требую по уговору. Ни больше, ни меньше. И ежели ты не согласна, я донесу на тебя.
Но Марья Даниловна, вскипев гневом, близко подступила к нему.
– Слушай, ты, цыган, – резко сказала она ему. – Слушай, что я скажу тебе нынче, в последний раз и раз навсегда. Все, что ты говорил, правда. Все, что ты сделал – для меня сделал. Но… ежели бы ты не любил меня – сделал ли бы ты это? Нет ведь?
– Нет.
– Вот видишь, значит, ты себя и тешил. Ну, а теперь другое. Ты говоришь, донесешь на меня. Кому? До царя и вельмож далеко, и тебя не допустят до них. И что ты будешь доносить? Кто тебе поверит, где у тебя свидетели, кто видел и слышал, что мы с тобой делали! Полно-ка. Возьмись за ум! Бери деньги и исчезай из Петербурга. Смотри, как бы и впрямь не вошла я в гнев и не приказала схватить тебя и заточить в крепость.
