Рабыня порока | страница 84
Марья Даниловна рассмеялась.
– Вот, вот, – продолжал Меншиков, – засмеялся и царь, когда увидал меня и сказал: “Слушай, Александр, перестань бездельничать, или хуже будешь пирожника”. Гнев его прошел совершенно, но я пошел за императрицей и кричал: «Пироги подовые!» – А царь вслед мне смеялся и говорил: «Помни, Александр!» – Помню, ваше величество, и не забуду. Пироги подовые, пироги подовые!..
– Нужно хорошо знать царя, чтобы ведать, какое обращение вести с ним… – задумчиво проговорила Марья Даниловна.
– Так вот, красавица моя, и не мог я прибыть к тебе в нужное время, доколе не освободился от своего кузова. Ну, а ты, скажешь ли ты что-нибудь доброе? Когда же решишь меня, красавица? Будешь ты любить меня? Позволишь ли любить себя?
– Нет, князь… – твердо проговорила она.
Меншиков удивился.
– Отчего? – спросил он.
– Ты мне не нравишься, – просто ответила Марья Даниловна.
– Чем же?
– Глаза твои не такие, как мне нужно, и нос не такой, и кошель у тебя туго завязан.
– Я развяжу его для тебя, – ответил Меншиков, отличавшийся скупостью.
Марья Даниловна недоверчиво улыбнулась и возразила:
– Но глаза-то ты не переменишь! Другого носа себе не приставишь? Нет, нет… Я не люблю тебя. Да и что ты сделал такого, чтобы я могла полюбить тебя? Сколько времени прошу ко двору меня представить, а ты что? вряд ли и думаешь об этом!
– Надобно ждать случая. Дело нелегкое, и так оно просто не делается, – ответил Меншиков, насупившись и злобно блеснув на нее глазами, так как его всегда очень обижали эти разговоры Марьи Даниловны о его наружности.
Он помолчал немного, и потом, как бы нехотя, заговорил:
– Я несколько раз пытался. Но тщетно. Царица уклоняется.
– Царица! – вскрикнула Марья Даниловна. – Много слышала я о царице, но толку добиться не могла. Расскажи, князь, правду – кто она, как попала к тебе, как сделалась царицей?
– Изволь. Это очень просто случилось. Видишь ли, фельдмаршал привез ее из Мариенбурга, где взял ее в плен. Увидал ее у меня царь, и зело понравилась она ему миловидной наружностью и веселым нравом.
Во время этого рассказа Марья Даниловна то бледнела, то краснела и выражала очевидное волнение.
– Что с тобой? – с удивлением глядя на Гамильтон, спросил Меншиков.
– Ничего, ничего, – торопливо ответила она, – так ты сказываешь, что ее привезли из Мариенбурга?..
– Так.
– А как же ее имя-то настоящее было?
– Марта.
Марья Даниловна чуть не вскрикнула и прислонилась головой о высокую спинку кресла.