Слушала она и рассказы о том, какого нрава был царь.
Меншиков рассказывал, что он часто раздражался, и припоминал случай, когда царь на пиру у Лефорта начал браниться с Шеиным и выбежал вон, чтобы справиться, сколько человек Шеин за деньги произвел в офицерские чины. Вернулся царь в страшной ярости, выхватил шпагу, ударил ею по столу и сказал Шеину: «Вот точно так я разобью и твой полк!» Но тогда молодой еще фаворит Александр Данилович Меншиков, которого царь называл «Алексашкой», сумел успокоить царя.
Все это с жгучим любопытством выслушивала Марья Даниловна и точными, верными красками рисовала себе портрет царя. В особенности ее интересовала давняя уже история с Анной Монс, и многое говорило ее воображению. Она сама, судя по рассказам, не только ведь не хуже Монс, но много лучше ее. И она, как Монс, умеет обращаться с мужчинами. Марья Даниловна смеялась, и в уме ее гнездились странные мысли.
Она уже отчаялась в прибытии Меншикова и ходила мрачнее тучи, когда вдруг все гости взволновались: приехал светлейший.
Но время уже было позднее, и многие гости стали уже расходиться.
Мало-помалу, видя, что Марья Даниловна не удерживает их и хочет остаться вдвоем с князем, последние гости ушли.
Меншиков обладал замечательной наружностью.
Он быль высокого роста, хорошо сложен, несколько худощав, обладал недурными чертами лица и живыми глазами.
Одевался он великолепно и очень опрятно, что весьма поражало иностранцев, потому что это было редкостью среди русских того времени.
Он был очень ловким и сильным человеком, умевшим тонко обделывать свои дела и делишки; искусно выбирал людей, мыслил ясно, говорил дельно и отчетливо.
Но, несмотря на все эти внутренние и внешние качества, единственно чего он не мог – это пленить Марьи Даниловны.
Она его встретила со сдвинутыми бровями, почти сурово.
– Что больно замешкался, князь? – спросила она его.
– Вышел такой случай, – ответил Меншиков, – не гневись и не кори меня. Я, Марья Даниловна, слуга своему царю и не всегда волен поступать по-своему. Намеднись царь зело опалился на меня и закричал гласом велиим: «Знаешь ли ты, что я разом поворочу тебя в прежнее состояние, чем ты был? Тотчас возьми кузов свой с пирогами, скитайся по улицам и кричи: “пироги подовые!”, как делал прежде. Вон!» – и вытолкал меня из покоя.
– Ну, и что же ты сделал?
– Я обратился к императрице, – ответил Меншиков, – она одна в состоянии в такие минуты развеселить царя. А сам я добыл кузов с пирогами и явился с ним нынче к Петру.
