– А не можешь – и не надо… Я не приневоливаю.
– Но как же тогда?
– А никак! Отпусти меня без дальних слов – и все тут.
– Не могу, Машенька, видит Бог, не могу.
Теперь она сделала шаг к нему и, грозно смотря ему в глаза, твердо проговорила:
– Смотри, Никита Тихоныч, как бы худо не вышло.
Сзади них раздались чьи-то шаги.
Оба вздрогнули и отступили на шаг друг от друга.
Между низко нависшими ветвями деревьев, несмотря на наступившие густые сумерки, они различили фигуру боярыни Стрешневой, и Никита Тихоныч, быстро проговорив: «Прощай, Машенька» – скрылся в чаще кустов.
Она проводила его презрительным, насмешливым взглядом и приготовилась встретить боярыню.
– Ты здесь, Марья? – выйдя к скамейке, проговорила Наталья Глебовна.
– Сама, чай, видишь, – дерзко глядя ей в глаза, ответила Марья Даниловна, тщетно силясь подавить бушевавшую в ее груди бурю.
– Я тебя давно по всему саду ищу.
– Никто тебя не неволил. Я не маленькая, не потеряюсь, – насмешливо сказала Марья Даниловна.
Наталья Глебовна внимательно на нее посмотрела.
– Али опять сердце распалилось? – участливо спросила она ее.
– А то нет? Откуда не быть сердцу в этом застенке.
– Чай, с Никитой Тихонычем опять разговаривали?
– А с кем же еще?
– Эх, Марья, Марья! – укоризненно покачала головой Стрешнева. – Молода ты еще, кровь кипит в тебе, не угомонилась, жизни еще не изведала.
– Это я-то жизни не изведала? Ах, да что мне тут с тобой разговаривать! Говори скорее, что надо, да и все тут.
– Ничего не надо. Искала, чтобы в дом звать. Сыро ведь по ночам-то в саду нашем, да еще у озера-то. Долго ли занемочь? Да и что за веселье такое? Сыростью несет от озера, темень здесь всегда какая-то, квакушки орут… Туманы ползут с озера. Смотри, неровен час, занеможешь.
– Много благодарны тебе за заботы и милости, – насмешливо ответила Марья Даниловна. – Чем только отблагодарить тебя, сударушка, уж, право, не знаю. Вот разве мужа твоего тебе отдать, твою мокрую курицу, Никиту Тихоныча. Так об этом-то я и хлопотала, ясное мое солнышко, да, вишь, ведь укрылся, что ребеночек несмышленый, не хочет.
Наталья Глебовна качала головой, слушая ее пропитанную горечью речь.
– Злобы-то в тебе, злобы сколько! – грустно проговорила она. – А Бог-то? Где у тебя Бог? Бог указал жить людям в мире и согласии, любить друг друга и прощать врагам. Враг ты мне была, лютый враг, Маша, а вот я давно простила тебе и полюбила даже тебя.
Слова эти только больше озлобили Марью Даниловну.
