Собравшись с духом, девушка вновь подняла голову, и тут их взгляды встретились. Граф по-прежнему держал в руке перо и смотрел прямо на нее. Но видел ли он ее? На этот вопрос Сабрина не могла бы ответить. Но она опять поразилась, его удивительным синим глазам…
Сделав над собой усилие, Сабрина вежливо улыбнулась, но граф нисколько не изменился.
— Простите, вы пишете… стихи? — робко спросила девушка.
Тут Роуден вдруг заморгал и едва заметно нахмурился; казалось, он не понимал, о чем его спрашивают. Но возможно, он просто выражал, таким образом, свое изумление, — мол, как она посмела задать ему такой праздный вопрос? Не исключено, что точно так же он смотрел бы на кошку, если бы та вдруг спросила, не пишет ли он стихи.
— Да, конечно… — пробормотал, наконец, Роуден. — Пытаюсь кое-что сочинить. Точнее, пытаюсь подобрать рифму к слову «грех».
«Какие глупости! — возмутилась Сабрина. Она даже покраснела от негодования. — Похоже, он просто надо мной смеется!»
А Роуден уставился в лист бумаги, и по его губам скользнула ехидная улыбка. Дьявол, а не человек!
— В таком случае вы не поэт, — не выдержав, заявила девушка.
Роуден взглянул на нее с удивлением:
— Почему же?
— Ну… если бы вы искали рифму к слову «лимон», я бы вам еще поверила. Но к слову «грех» сколько угодно рифм. Например, мне кажется, что вы просто пытаетесь… — Сабрина вовремя умолкла, чтобы не оскорбить графа.
А он вдруг рассмеялся и проговорил:
— При слове «грех» вы, наверное, подумали обо мне, не так ли? Ведь я же, по вашему мнению, закоренелый грешник… А что касается «лимона», то я в другой раз подумаю над рифмой к этому слову. Постараюсь подобрать, обещаю.
Граф опять склонился над столом, и казалось, что он совершенно забыл о ней. И тут Сабрина вдруг подумала: «О Господи; ведь мы вместе с Джеффри рассчитывали получить от него денежные средства для нашего путешествия в дальние страны». Надо было как-то исправлять положение, и Сабрина, сделав глубокий вдох, проговорила:
— Милорд, наверное, вам доставляет огромное удовольствие сочинять стихи?
Он приподнял голову и нахмурился; казалось, ему ужасно надоели вопросы.
— Я бы не сказал, что удовольствие… облегчает боль, — ответил он и тут же опустил глаза.
Сабрина уставилась на него в недоумении, а потом вдруг опять рассердилась. Конечно, он не обязан был ей угождать, но мог бы обращаться с гостями не столь пренебрежительно. Дома, в Тинбюри Сабрина привыкла к мужскому вниманию, поэтому подчеркнутое равнодушие графа очень ее задевало.
