Пария | страница 23



— Вот эту? Речь идет о виде побережья Грейнитхед?

Он поддакнул.

— Я опоздал. Я хотел прийти на аукцион около трех. Мне сказали, что картину не выставят на продажу до трех часов. Поэтому я подумал, что у меня еще много времени. Но я как-то забылся. Моя знакомая недавно открыла салон моды на площади Ист-Индиа, я пошел ей помочь, ну, так все и вышло. Я опоздал.

Я пошел дальше.

— Значит, вам приказали купить эту картину для архивов Музея Пибоди?

— Вот именно. Это исключительно интересная картина.

— Ну, тогда я очень рад, — заявил я. — Я купил ее только потому, что на ней изображен мой дом. Всего за пятьдесят долларов.

— Вы купили ее за пятьдесят долларов?

— Вы же слышали.

— Знаете ли вы, что она стоит много больше? Пятьдесят долларов — это просто настоящая кража.

— В таком случае, я тем более рад. Я коммерсант, как вам известно. Я занимаюсь торговлей, чтобы заработать на жизнь. Если я могу купить что-то за пятьдесят долларов, а потом продать это долларов за двести, то это и есть мой хлеб.

— Мистер Трентон, — сказал Эдвард Уордвелл, когда мы сворачивали с площади Холок на улицу Гедни. — Эта картина имеет исключительную ценность. Она на самом деле необычна.

— Великолепно.

— Мистер Трентон, я дам вам за эту картину двести пятьдесят долларов. Сразу, из рук в руки, наличными.

Я остановился и уставился на него.

— Двести пятьдесят долларов наличными? За эту картину?

— Ну, округлим сумму до трехсот долларов.

— Почему эта картина так чертовски важна? — спросил я. — Ведь этого всего лишь весьма посредственная акварель с видом побережья Грейнитхед? Ведь неизвестно даже, кто ее нарисовал.

Эдвард Уордвелл упер руки в бока, глубоко вздохнул и надул щеки, будто разъяренный отец, пытающийся что-то объяснить инфантильному тупому сыну.

— Мистер Трентон, — заявил он. — Ценность этой картины в том, что она представляет вид Салемского залива, который в те времена не воплотил ни один художник. Она восполнит пробелы в топографии этих мест, поможет нам установить, где стояли определенные здания, где росли деревья, как точно проходили дороги. Знаю, что произведением искусства эту картину не назовешь, но я успел заметить, что она необычайно точно передает подробности пейзажа. А именно это — самое важное для Музея.

Я на минуту задумался, а потом сказал:

— Я не продам ее. Пока. Пока не узнаю, в чем здесь дело.

Я перешел на другую сторону улицы Гедни. Эдвард Уордвелл попробовал меня догнать, но проезжавшее такси гневно просигналило ему.