— А где зеркальце? — спросил названную сестричку Тимош.
— Смотри прицепился! — вскочила и убежала в хату. Передохнули, пошли сено раскидывать, чтобы просохло, — ночь обещала быть ясной. Тимош вспомнил:
— А что там, за луками? Наверно, и по ту сторону чугунка проходит?
— Городок там военный. В старину — поселение военное. А теперь училище, казармы. И так, — мещане живут. Кто чем промышляет. Господские дома есть. Да вот соберемся когда — у меня там свои люди, — и больше ничего не стала в тот вечер о городке говорить.
На следующий день появился староста. Расспрашивал о городском госте, интересовался бумагами, потребовал явиться в волость. Хоть Ткачи и снабдили Тимоша «железными» документами с ссылкой на чахотку и предписанием трехмесячного пребывания на лоне природы, Матрена Даниловна места не могла найти, пока Тимош не вернулся из волости. Да и Наталка приумыла, даже про зеркальце не вспомнила.
К счастью, на этот раз всё обошлось благополучно, бумаги с жирными печатями возымели свое действие.
Вызов этот, однако, напомнил Тимошу, что он находится на особом положении, напомнил, почему покинул город, завод.
Вспомнились слова Ивана: «В самое горячее время, когда на заводе каждый человек дорог!».
— Что это Прасковья Даниловна не приезжает? — то и дело допытывался он.
— Скоро будет, — нехотя отзывалась тетка Мотря.
— Поеду сам.
— Хочешь лихо накликать — поезжай.
Томился Тимош. Сперва, пока не обвык, работа отвлекала его. Но теперь и работа не спасала. Устанет, с ног валится, едва до хаты доберется. Но чуть за полночь, до первых петухов подхватится, снова свежий и сильный, словно трудного дня и не бывало, а беспокойные мысли так и подстерегают этот час, нахлынут, не отступят до зари.
И сны неспокойные, душно Тимошу, разметался, рубаха тело сдавила.
— Буду я в клуне спать, тетка Мотря! Душно мне.
— Душно? — глянула Матрена Даниловна на парня. — Думаешь, клуня поможет?
И верно: в хате духота мучила, а тут озноб под рассвет, нет нигде покоя парню. Встретится девчонка днем, так просто, случайно, чужая, попадется где-нибудь на дороге — ночью непременно приснится, привяжется, до утра не отстанет; что ей нужно, клятой! А не то соседних девчат вспомнит, вот, мол, были у них девки на окраине хорошие, не замечал…
И так каждую ночь, до одури, глупо и неотвязно, сил нет. Это оскорбляло и злило его. Обливался водой, уходил в работу, запрягался как вол, помогал соседям, но по-прежнему усталость спасала только до зари.
