– Пора стрелять! — хрипло выкрикнул Петр.
– Пора, батюшка! — с готовностью поддержал Семен.
– Погодите! — властно сказал Анатолий, подошел к воротине и, опираясь на перекладины, проворно взобрался на забор, утвердившись на воротном столбе.
При виде множества озлобленных лиц у него на миг закружилась голова, но тут же он начал различать отдельные черты, глаза, распяленные в крике рты — и стало полегче. Поднял руку, призывая к молчанию. Ощутил, как воцаряется тишина, и вовсе собрался с силами.
– Зачем вы пришли сюда, люди? — крикнул Анатолий. — Зачем со злом явились? Зло порождает зло, а больше ничего! Если вы сейчас уйдете, никто догонять и преследовать вас не станет.
– Ты правильно говоришь, — перебил его молодой мужик в кумачовой рубахе. Да не только рубаха — вся голова его пламенела, как огонь.
Анатолий понял, что это и есть атаман Ганька Искра. Да нетрудно было догадаться по его облику! Дерзок, одет лучше других, на ногах — сапоги, в то время как вся его братия топала в лаптях или босая. Анатолий смотрел на него и понимал, что этот человек рожден быть разбойником: в каждой черте его словно бы острым ножом вырезанного лица — мятежный вызов, и тем же вызовом горят желтые глаза, и даже небольшая рыжая борода торчит вызывающе.
– Правильно говоришь, молодой барин, — повторил Ганька. — Зло порождает зло. Мы тут именно по этой причине. Убили человека… отдайте нам убийцу — и мы уйдем.
– Какого убийцу? — недоуменно спросил Анатолий. — Кого тут убили?!
– Убили! — зашумела на разные голоса толпа. — Ерофея убили!
– Да, кучера из Щеглов убили, Ерофея! — подтвердил Ганька. — Вот его убийцу нам и отдайте — и мы уйдем. А не отдадите — тут одни щепы паленые останутся. Всех положим, как Ерофея положили.
Анатолий посмотрел в Ганькины глаза. Тот не отвел взгляда.
– А тебе какая забота щегловский кучер, что ты ради него кровь лить готов?
– Он мой побратим, — ответил Ганька. — С издетска! Лет мне десять было, когда я тонул, запутавшись в сетях. Я уже погибал, наглотавшись воды, а Ерофей мою голову над волной поднимал, держал меня, покуда помощь не подоспела. После этого мы побратались.
Анатолий оглянулся на мертвое, обезображенное тело кучера — и словно бы увидел то, о чем рассказывал Ганька: темная, холоднющая вода заводи, опутанный сетями рыжий мальчишка, который думает, что уже назначен водяному в добычу, — и другой мальчишка, который, трепыхаясь из последних сил, поддерживает его падающую голову, крича заячьим, отчаянным голосом:
