— Выходит, если меня не пускают на паровоз, это к лучшему? Далеко уедешь с такой присказкой!
— Это же Толстой так говорил, зачем же сердиться?
— Вовсе я не сержусь, — проговорил он, поднимаясь из-за стола. — Тороплюсь я…
Спустя несколько минут он уже шагал по горноуральским улицам с такой скоростью, что наверняка мог бы заработать похвалу скороходов братьев Знаменских. Лишь возле одноэтажного кирпичного здания, пристроенного к конторе депо, сбавил шаг и в комитет комсомола вошел, успев отдышаться и вытереть сырой лоб.
Это была большая комната с широким закопченным окном. По всему было видно, что хозяевам некогда думать об уюте. Рядом с неуклюжим сейфом, заставленным призами физкультурников — кубками разной формы и величины, за небольшим столом сидела тоненькая девушка лет семнадцати, с короткими, торчащими в разные стороны, словно рожки, косичками — технический секретарь.
В углу, за другим столом, прикреплено к стене развернутое вишневое знамя со склоненным древком. На мягкую, выпуклую складку знамени падал солнечный луч, и плюш светился раскаленным металлом. На столе — ни бумажки, обе чернильницы закрыты медными крышечками — крохотными рыцарскими шлемами. Комсорг, наверное, еще не появлялся.
Когда технический секретарь повернулась к Мите, он увидел, что глаза ее косят. Девушка, вероятно, стыдилась этого и, разговаривая, наклоняла голову.
— Урусова работала в ночь, — сказала она, глядя исподлобья. — Скоро будет. Сдаст паровоз и обязательно придет.
Митя взял со стола газету, присел к окну и стал ждать.
Вдруг он услышал запомнившийся ему грудной голос и поднялся, загремев стулом.
Маня быстро вошла в комнату, высокая, ладная, с гордо посаженной головой и покатыми округлыми плечами. Митя отметил, что она вовсе не так уж велика и громоздка, и, должно быть, прозвище «Полторы Мани» — произведение какого-то злого языка…
С ее появлением все в комнате пришло в движение: и технический секретарь, и плакаты, зашуршавшие на стенах, и парусиновая гардина на окне, и сам воздух.
— Привет, Надюшка! Что у нас нового? Зубки, я вижу, прошли?
— К тебе товарищ, — сказала Надя, любовно поглядывая на Урусову.
Маня поставила в угол сундучок и легким движением поправила коротко остриженные мягкие каштановые волосы.
Урусова слушала Митю, не сводя с него больших голубовато-серых глаз, в которые он не решался заглянуть.
— Толково! — сказала Маня, быстро уловив суть рассказа. — Помогаешь фронту, получаешь специальность. Отлично! — И мечтательно откинула голову: — Вот бы все так в каникулы!
