Отец достал из кармана круглую алюминиевую табакерку, сложил желобком прозрачно-тонкий листок бумаги, насыпал махорки и начал вертеть папиросу. Желтые зернышки махорки посыпались на стол, на брюки, бумажка почему-то разорвалась. Он смял ее, бросил за окно и больше не стал свертывать папиросу, должно быть, забыл.
— Чертежики наши и записки сбереги. Ворочусь — доделаем. Как раз вчера инженеру Пчелкину рассказывал. Говорит, должно получиться.
— Все спрячу, не беспокойся, — заверил Митя.
Голова у него горела. Чувство гордой радости переполняло сердце: сколько в депо паровозников, а повести эшелон на фронт доверили Черепанову и Королеву. Завтра об этом узнает весь поселок, весь город!
— Что ж ты молчишь, сынок? Сказал бы что-нибудь батьке…
— Все будет… все будет, как ты сказал, — взволнованно пролепетал Митя.
На улице раздался негромкий острый свист. Отец не обратил на это внимания. Он закрыл табакерку, хлопнул по ней ладонью, медленно поднялся:
— Вот и всё. Теперь мне спокойнее, теперь и ехать можно… Только смотри не возгордись, нос не задирай и мать слушай. Приеду, отчет с тебя спрашивать буду…
Не успел отец выйти из комнаты, как свист повторился. Теперь он звучал громче, острее, требовательнее, Алешка! Он здесь, он не уехал!..
Было уже темно. Неяркая дворовая лампочка скупо освещала часть двора.
У калитки стоял Алеша; Жук бил его по ногам пушистым хвостом. Увидев Митю, Алеша двинулся к нему. Взгляд его исподлобья был грозен.
— Как это называется? — озлобленно прошептал он. — Предательство!
— Постой, не горячись. Я не успел тебя предупредить…
— Вот как! — Глаза его блеснули сухо и злобно. — Все ясно!
— Слушай, Алешка, не то мы с тобой затеяли, — торопливо заговорил Митя, боясь, что друг оборвет его. — Дурость это, честное слово! Ты только пойми: Самохвалов Миша — кочегаром на паровозе…
— Хватит, — насмешливо отрубил Алеша. — Сагитировали. Я, как дурак, приперся на станцию, почти договорился с одним сержантом. Мировой парень, обещал пристроить, даже подарил пакетик гречневой каши. Спрашивает: «Где же твой дружок?» А мой дружок нюни распустил…
Митя открыто посмотрел ему в глаза:
— Алешка, дай слово сказать! Вроде тебя завели. Подумай…
— Все обдумано, нечего крутить — едешь или не едешь?
— Никуда я не еду, — с облегчением выдохнул Митя.
— Так я и знал! — с торжествующим негодованием воскликнул Алеша и засунул руки в карманы.
— У меня отец на фронт уезжает.
— И что же? Твой только собирается, а мой воюет. Придумал бы что-нибудь потолковей.
