- Что вашего героя-объединителя ничего, кроме выпендрежа... простите, славы никогда не интересовало. И делал он ее из чего угодно, по любой цене. Одни красивые жесты. Два раза можно было легко взять город - и что? Вот перебежчик к нему пришел, предложил открыть тайный ход - так что он? Из крутизны своей советом не воспользовался, перебежчика повесил. А что люди в городе голодают, ну разве сиятельные герцоги их считают?
- Алваро, - Рауль уже открыто смеется, - это была единственная осада того времени, о которой вы читали?
- Нет. - Не надо считать меня бестолочью, господин директор школы. - О других осадах и штурмах, в том числе под командованием того же самого господина Корво, я тоже читал. - И местами это было весьма неприятно. Слишком легко себе представить. - Форли, Капуя, Пергола... - улыбается Алваро. Собственное объяснение господина Корво, дескать, он не желал резни и разграбления города, было бы безупречно, если бы прочие города, которые не собирались сдаваться, не брали приступом без особой деликатности.
- А об осадах и штурмах... под другим командованием? За вычетом двух или трех фамилий?
- Заставить город сдаться - значит, сэкономить свою армию, вот и все. - То ли и впрямь такие наивные люди, то ли издеваются.
- Алваро, вы помните, как тогда обычно при осадах поступали с людьми, пытавшимися покинуть осажденный город?
Ну да, тех, кто уходил из Фаэнцы, по приказу господина объединителя кормили и отпускали на все четыре стороны. Потом, когда город был взят, позволили вернуться. Имущество вообще не тронули, то, что бомбардировка не попортила. Контрибуцию не взыскивали. Только власть сменили.
- Да у нас тут одна сволочь, Пелаэс звали, вообще компенсации за разрушенное выплачивала! - Этот разговор невозможно вести, когда лежишь и выворачиваешь голову, чтобы увидеть обоих собеседников.
И вообще невозможно вести. Извергов не переспоришь. У них безупречная складная картинка. Им никогда не приходилось сидеть под непрерывным обстрелом, думая только об одном: скорее бы кончилось. Неважно, чья возьмет. Лишь бы стрелять перестали. Им никогда не приходилось чинить поломанное, таскать с улицы обломки чьей-то мебели - на дрова, и надеяться, что власть уже установилась, что стрелять больше не будут. Надеяться и заклеивать свежевымытые окна крест-накрест.
- Да, пятьсот лет спустя, Алваро. Пятьсот лет спустя. А тогда... во время предыдущей осады той же Фаэнцы, лет за тридцать до того, всех захваченных за стенами горожан, без различия пола и возраста, калечили и отсылали обратно, чтобы семьям пришлось кормить беспомощных нахлебников. И человека, который это сделал, никому не пришло в голову осудить. Он не нарушил ни обычаев, ни законов. А за десять лет до того пойманным вражеским арбалетчикам пальцы рубили, чтобы не пользовались богомерзким оружием.
