Она, конечно, знала об этих столетиях полной изоляции.
— Что ж, теперь мы снова откажемся от железных дорог и снова сядем в носилки? — засмеялась Кийоми. Но отец не поддержал ее шутку.
— У тебя неверное представление о нашей политике, дитя мое, — возразил он. — Правительство считает, что теперь мы больше не нуждаемся в помощи иностранцев. Мы взяли от них все, что нам было нужно, и теперь можем обойтись без них. Достижения западной техники нам полезны, мы многому научились, а вот идеи Запада сбивают с толку наш народ. Поэтому от них нужно избавиться и держаться подальше. Они противоречат бусидо.[8] А дух бусидо хотят возродить, им должен проникнуться до мозга костей каждый японец.
Кийоми решительно покачала головой.
— Но разве это не шаг назад? Не слишком ли ограниченны эти идеи для большой нации?
— В том курсе, по которому сейчас собирается идти правительство, есть известная доля величия, — пытался объяснить дочери Номура. — Когда девяносто лет назад пушки американских кораблей обстреляли наш беззащитный город Кагосиму, мы уступили силе и открыли страну для иноземцев. Уже тогда высокочтимый дух императора Мэйдзи понял, что спасение Японии — в ее быстрейшей модернизации. Если бы мы этого не сделали, Кийоми, то сегодня мы были бы колонией белых, как Индия или Индокитай. Со дня Кагосимы мы видели перед собой лишь одну цель — стать такими сильными, чтобы разговаривать с врагами на том языке, на каком они разговаривали с нами, — на языке пушек! Конечно, мы не кричали об этом на весь мир. Ни один японский государственный деятель не забыл обстрела Кагосимы. Ответ на это варварство пока еще за нами. Но мы ответим… И ты, и я — мы оба доживем до этого дня!
Номура говорил сухо. Но Кийоми чувствовала волнение отца и не перебивала его.
— Наш народ проделал работу, равной которой мир не знает. Без переходного периода мы скакнули из средневековья в двадцатый век. Этот прыжок удался! Теперь наша страна так же сильна и современна, как государства белых. Наше обучение закончено, нам больше нечему учиться у иностранцев. Время страха миновало… пусть спадет маска!
Необычная откровенность отца испугала Кийоми. Она слушала его с растущим страхом.
— Япония будет воевать, — продолжал Номура, словно говоря сам с собой, — этого не избежать. Наше население с каждым годом увеличивается на миллион человек. Им нужно где-то жить. Для этого необходимо захватить землю.
Кийоми подняла взор на отца.
— Значит, мы будем воевать вместе с немцами? Номура, погруженный в собственные размышления, не заметил, что мысли его дочери вращаются только вокруг ее возлюбленного. Она даже мирилась с войной, если только Равенсбург будет на той же стороне, что и она.
