* * *
Капитан 1-го ранга Номура проводил гостей до ворот. Возвратившись в павильон, он нашел свою дочь в глубоком раздумье. Она не слышала его шагов и подняла голову лишь тогда, когда он обратился к ней.
— Ты слишком горячо заступалась за Равенсбурга перед ними, — упрекнул ее Номура, — даже поручилась за него. Это неумно, дитя мое. Японка не должна ручаться за иностранца.
Он опустился около жаровни. Кийоми видела, что отец очень озабочен.
— Но, данна-сан,[7] ты же знаешь, что я в самом деле могу поручиться за него.
Номура нахмурился.
— Я это знаю, — сказал он, — и сам доверяю ему. Но это — наше личное дело. Когда речь идет о безопасности нации, личные чувства должны умолкнуть. И твои чувства, Кийоми, тоже.
— К моим чувствам это не имеет отношения, — возразила Кийоми. — Самый недоверчивый человек не сможет сказать что-нибудь плохое о Равенсбурге. Даже полковник Одзаки.
— Возможно, — согласился Номура, — и все же высказывайся осторожней. Помни японский принцип: нельзя полностью доверять ни одному иностранцу, даже самому лучшему из них. Ты выросла в Европе, Кийоми, воспитывалась в других условиях. Не забывай, что наше государство требует от каждого гражданина, когда дело касается Японии, отречься от своих личных воззрений… а сейчас дело касается именно Японии.
— Я это знаю и делаю все, что в моих силах…
Барон Номура был в замешательстве. Его дочь не признавала духа нетерпимости, который вот уже несколько лет господствовал в Стране восходящего солнца.
— Мы оба, — решил он продолжить разговор, — обязаны строго следить за тем, чтобы не высказывать своего предпочтения кому-либо из иностранцев… Я хочу сказать, что ты должна лучше скрывать свои чувства к Равенсбургу.
Кийоми смущенно взглянула на отца. До этого он ни разу не говорил о ее отношении к Равенсбургу, хотя знал, что они собираются пожениться.
— Почему ты считаешь, данна-сан, что мы оба должны скрывать свои симпатии?
Отец печально покачал головой.
— Я не предполагал, что ты настолько наивна. Разве ты не чувствуешь, как здесь все изменилось за последние годы? Мы все больше и больше впадаем в национальный фанатизм. Нас хотели бы вернуть в прошлый век, к тем временам, когда Япония недоверчиво и гордо отгородилась от всего остального мира. Тогда под страхом смертной казни было запрещено покидать страну и ни один иностранец не имел права ступать на нашу землю. Ты же знаешь, что в течение двухсот пятидесяти лет ни одна чужая книга, ни один иностранный предмет не проникали в Японию. Не прошло и восьмидесяти лет с тех пор, когда мы, японцы, жили в условиях средневековья. Еще мой дед путешествовал по стране на носилках, делая всего каких-нибудь двадцать километров в день. И это в то время, когда в Европе и Америке уже давно ходили поезда!
