— Судя по тому, как сложились сейчас группировки держав, — пояснил он, — видимо, некоторые враги Германии будут и нашими врагами.
— Естественно, мы же союзники! Барон покачал головой.
— У нас нет военного союза с Германией, мы только заверили друг друга во взаимных симпатиях. Мы не дали связать себе руки. Где мы будем воевать — это зависит только от того, что будет выгодней для нас.
— Но ведь нам выгодней быть на стороне Германии, — настаивала Кийоми.
— Да, возможно, это так, — кивнул он. — Нам нужно много пространства для нашего растущего населения. А это пространство принадлежит людям, против которых будет воевать Германия.
— Значит, имеются в виду русские, — заметила Кийоми, — ведь Сибирь ближе всего к Японии.
— Нет, о России я не говорю. Нам нужны теплые страны. В Сибири японские поселенцы не смогут хорошо жить. Поэтому я не думаю, чтобы мы пошли против Советов. Конечно, мы боимся коммунизма… но земли, куда могли бы переселиться миллионы японцев, у русских не взять. Кроме того, наша армия уже обескровлена: слишком много солдат воюет в Китае.
— Значит, мы вообще не можем вести войну!
— Можем, — возразил Номура, — наша главная сила — военно-морской флот. Он должен захватить теплые страны, которые нужны Японии: Южное море, Филиппины, Голландскую Индию… Может быть, даже Австралию. Все будет наше, если флот изгонит из морей чужие корабли. Тогда и война в Китае кончится победой.
Дочь Номуры даже не подозревала, что ее собственная страна стоит на пороге войны не на жизнь, а на смерть.
Она боялась будущего, потому что чувствовала, насколько мало будут значить ее судьба и ее любовь в этом грозном времени, которое должно будет наступить.
— Как ужасно, данна-сан! Чем все это кончится? Наша страна слишком мала, чтобы бороться с такими могучими противниками.
Номура не признался дочери, что его одолевают те же сомнения.
— Я рассказал тебе все это не для того, чтобы пугать, Кийоми, — сказал он ласково. — Я только хотел, чтобы ты поняла: мы оба должны заставить себя думать так, как того требует наше время. Мы принадлежим своему народу и разделим его судьбу… Есть, правда, люди, и люди влиятельные, которым не нравится, что мы охотно общаемся с иностранцами. Осуждают наш образ жизни, считая его недостаточно японским. Ведь именно от дворянства ждут, что оно повернет к обычаям старины. Большинство это уже сделало, причем многие против воли. И все-таки они живут, как сто лет назад. Дело уже дошло до того, что людей, подобных нам с тобой, долго проживших за границей, считают неполноценными.
