Какой-то молодой человек вскочил на трибуну и, покрывая своим голосом шум, стал читать популярные тогда стихи какого-то красного поэта:
"Мы смелы и дерзки, мы юностью пьяны,
Мы местью, мы верой горим.
Мы Волги сыны, мы ее партизаны,
Мы новую эру творим.
Пощады от вас мы не просим, тираны --
Ведь сами мы вас не щадим".
Вихрь голосов покрыл последние слова. "Не щадим... Нет пощады... Смерть белобандитам! Смерть Каппелю!", перекатывалось под сводами шахты.
Человек в шведской кожаной куртке подошел к трибуне и попросил слова.
"Товарищи", стараясь утихомирить собрание, надрывался председатель -- "Слово принадлежит очередному оратору".
Человек быстро и легко вспрыгнул на трибуну. У красноармейцев вдруг побледнели и вытянулись лица. Человек спокойно стоял на трибуне и ждал тишины. Наконец она настала. Тогда громким и уверенным голосом он начал свою речь:
"Я, генерал Каппель, я один и без всякой охраны и оружия. Вы решили убить меня. Я вас слушал, теперь выслушайте меня вы". И столько внутренней силы почувствовалось в этих словах, в самом тоне голоса Каппеля, что большинство присутствующих застыло, а некоторые из наиболее рьяных ораторов стали незаметно пробираться к дверям.
"Останьтесь все!" -- резко и повелительно бросил Каппель. "Ведь я здесь один, а одного бояться нечего!"
Красноармейцы влюбленными глазами впились в генерала.
Мертвая тишина повисла в шахте.
Просто и ясно стал говорить Каппель. Он рассказал, что несет со собой большевизм, обрисовал ярко и правдиво ту пропасть, в которую катится Россия, он сказал, за что он борется.
"Я хочу чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми странами. Я хочу, чтобы все фабрики и заводы работали и рабочие имели вполне приличное существование", закончил он.
И если он своей волей покорял добровольцев, чаровал их всем своим духовным обликом, ведя на небывалые подвиги ,то здесь, в темной шахте, среди толпы ненавидевших его людей, требовавших его крови, озверевших и буйных, он к концу своей речи стоял на трибуне, как человек, имеющий право повелевать всеми этими людьми, которые стали покорны ему. Силой своего обаяния, своей искренностью, своей верой в правоту идеи, за которую он боролся, своей любовью к России он не только покорил, но и переделал этих людей. И как когда-то в симбирском театре дрожали стены от приветствий после его речи, так и теперь в шахте № 2 Аша-Балашовского завода люди, требовавшие его смерти, рукоплескали ему, кричали "ура" и, бросившись к трибуне, подхватили его на руки и с теми же криками, на руках понесли к штабу.
