Однажды на острове появился Свен. Он пришел в жилище Таграта таким же шумным и веселым, как в ту пору, когда он называл эскимоса своим компаньоном. Он сочувственно расспросил Таграта о жизни, сделал скорбное лицо при упоминании о потерянном вельботе и вкрадчиво сообщил, что пришел помочь старому компаньону.
Таграт недоверчиво покосился на Свена, услышав давно забытое слово.
Между тем Свен громко и проникновенно говорил о Севере, о его жителях, о необходимости предоставить Аляске права самостоятельного штата. Таграт плохо понимал его, но делал вид, что внимательно слушает многословного торговца.
— В Сан-Франциско открывается выставка, где мы должны показать нашу Аляску с самой лучшей стороны, — ораторствовал Свен. — Мы должны показать, как живут аборигены Арктики. Мне поручено отобрать на вашем острове семью и перевезти во Фриско, так сказать, в натуральном виде. Губернаторство полностью оплачивает все расходы и дает приличное вознаграждение. Согласен? Я пришел тебе предложить эту выгодную сделку по старой дружбе.
Таграт задумался: может быть, это и есть то чудо, которое должно ему помочь? Если руки не могут ему добыть вельбота, значит надо искать другой выход.
— А вознаграждения хватит на покупку вельбота? — осторожно осведомился Таграт.
— Разумеется! — воскликнул Свен. — Не на один! С моторами.
— Я согласен! — твердо заявил Таграт, испугавшись, что кто-нибудь из островных земляков опередит его, пока он будет раздумывать.
— О'кэй! — сказал Свен и широко улыбнулся.
Жена заплакала, узнав о решении Таграта. Но впереди был вельбот, и он уже снился Таграту.
На большом пароходе Таграт вместе с семьей прибыл в Сан-Франциско. Грохот города оглушил их, и эскимосы были рады увидеть в парке на выставочной площади настоящее эскимосское жилище.
Таграт с женой и дочерью прожили в нем около двадцати дней. Они изнывали от непривычной жары, но каждое утро выходили под лучи палящего солнца. Жена выделывала нерпичью кожу, Таграт точил из моржового клыка фигурки белых медведей, моржей, а дочь вышивала цветным бисером на отбеленной тюленьей замше.
Говорливая чужая толпа с любопытством разглядывала эскимосскую семью. Щелкали фотоаппараты. Иногда в них кидали куски съестного, как зверям, а молодые краснолицые парни смотрели нехорошими глазами на дочь и громко хохотали.
За все эти двадцать дней Таграт почти не разговаривал со своими. Тяжелый груз унижений сковал его язык и тянул его взгляд к земле. Эскимосская семья имела большой успех. Но когда прошли оговоренные в соглашении двадцать дней, Таграт наотрез отказался продлить договор. Свен грозился и ругался. Но Таграт был непреклонен в своем решении. К тому же он больше не испытывал робости перед бывшим своим компаньоном.
