— В этом стуле и находились сокровища? — ехидно спросил меня Критский.
— Конечно, нет, — успокоил я его. — В своем «магазине» барон распродавал мелочь. Офицер этот купил единственный стул. А мы ведь имеем дело с целым, до сих пор сохранившимся гарнитуром. Кстати, мебельный мастер Гамбс начал работать в Петербурге как раз в 30-х годах девятнадцатого столетия, и его гарнитуры были криком последней мебельной моды и очень ценились знатоками. Этот модный гарнитур барон продал своим друзьям, высокопоставленным друзьям, их в Петербурге у него было достаточно. Так что барон вполне мог спрятать в гарнитур, который доверительно продал друзьям, свои секретные бумаги.
— Он мог оставить бумаги друзьям просто так,— возразил Критский, — зачем их для этого прятать в гарнитур?
Я улыбнулся:
— А вы хорошо знаете барона?
И Критский мне улыбнулся:
— Лично встречаться с ним мне не довелось. Я из пятого поколения Критских. Но мой прапрапрадед вполне возможно был знаком с бароном.
— Особенно если ваш прадед служил по Министерству иностранных дел у графа Карла Нессельроде…
— Возможно, мой дед там и служил, — согласился Критский, — вполне возможно.
— Канцлер России граф Карл Нессельроде был ближайшим другом барона Геккерна.
— Мне это известно.
— А известно ли вам, что граф Нессельроде написал своему резиденту в Париж о своем лучшем друге в конце 1840 года?
— Напомните, пожалуйста,— учтиво согласился Критский.
— Через три с лишним года после дуэли и отъезда Геккерна из Петербурга граф пишет о нем так: «Геккерн на все способен: это человек без чести и совести, он вообще не имеет права на уважение и не терпим в нашем обществе!» С чего бы это так о лучшем друге-то? А?
Критский развел руками:
— Ну, поругались старые друзья… Ну, бывает…
Я напомнил ему:
— Письмо-то деловое! Граф пишет его своему резиденту в Париже, где в то время Геккерн развернул кипучую деятельность…
Критский недовольно сморщился:
— Прошу меня простить. Я искусствовед. Конспирология меня не интересует. К чему вы все это?
И Константин смотрел на меня удивленно.
— Куда-то ты, Славик, от стульев уплыл.
Я с тоской поглядел на бар и объяснил им попроще:
— Я только хотел сказать, что даже лучшие друзья барона не знали, кто он действительно такой и чем он на самом деле занимается…
— Вы знаете,— сказал Критский сухо,— нас это тоже мало интересует. Мы хотим всего лишь получить незаконно перекупленный у нас гарнитур.
Я рассердился:
— Вы его никогда не получите, если не поймете, почему его от вас увели! Я вам доказываю, что его увели, потому что в нем находятся секретные бумаги! Не мог их оставить барон просто так. Он их спрятал, потому что даже его самые близкие друзья не знали его секретов! Бумаги барон спрятал в стулья, чтобы когда-нибудь потом за ними вернуться. Но после дуэли его приемного сына Дантеса с Пушкиным путь в Россию для обоих баронов был заказан! И бумаги эти остались в гарнитуре до сих пор!
