Константин взъерошил на мощном черепе короткий ежик.
— Эту проблему как раз я сейчас и решаю.
— С ним? — изумился Критский.
Тогда Константин представил ему меня:
— Это советник Адика. Советник по культуре.
Лицо Критского стало печальным.
— Бедный Адик… Хотя с другой стороны — на что хорошее в этой жизни можно рассчитывать с таким сакраментальным имечком?…
Константин взял меня за плечо:
— Это он предложил Адику купить ту квартиру с гарнитуром.
На барственном лице Критского вскинулись седые брови.
— Так это вы?… Очень любопытно, — он протянул мне руку, — Игорь Михайлович.
— Слава, — пожал я его упругую ладонь.
— Нет уж, простите, — цепко впился в мою руку Критский. — Я человек строгих правил. Интеллигент в пятом поколении. Я понимаю, теперь это модно: Паши, Саши, Кати, Маруси… Западные штучки. Я это не принимаю. Ваше полное имя и отчество, пожалуйста.
Я нехотя представился:
— Ярослав Андреевич.
— Очень толковый парень,— прибавил Константин, — кандидат исторических наук.
— Диссертацию я не успел защитить, — признался я.
Константин посмотрел на меня грозно.
— Сейчас работает над «Тайной историей России».
— Ах, конспиролог? — то ли спросил, то ли удивился Критский.
— Вот именно! — подмигнул мне Константин.
— Конспиролог! — прищурился Критский. — Лучшего имени для вашей профессии и не придумать: Ярослав — Мудрый, так сказать… Ну-ну… Давайте-ка присядем.
Мы присели. Я почувствовал себя гнусно.
— Константин Николаевич,— обратился к нему Критский, — вы сказали, что занимались сейчас пропавшим гарнитуром барона Геккерна.
Константин кивнул.
— Объясните мне тогда, пожалуйста, какое отношение имеет к нашему гарнитуру, — Критский искоса посмотрел на меня, — вся эта конспирология?
Константин кашлянул.
— Славик… То есть Ярослав Андреевич сейчас доказывал мне, что гарнитур у нас перекупили потому, что в нем находятся, — Константин замялся, — ну… некие…
— Сокровища! — захохотал Критский. — Знатно вы подлечились, Константин Николаевич!
Константин покраснел. Я счел своим долгом заступиться за него:
— Я предположил, что в гарнитуре барона могут быть спрятаны секретные бумаги…
Критский бросил на меня быстрый взгляд.
— На чем же основано ваше смелое предположение? Основания у вас хоть какие-то для этого имеются, господин конспиролог?
Тут я вспомнил, откуда появилась вдруг эта неожиданная мысль — про бумаги Геккерна. Я читал где-то, что, уезжая из Петербурга в апреле 1837 года, после дуэли Дантеса с Пушкиным, не принятый Императором для последней аудиенции, Геккерн объявил в газетах о продаже своей недвижимости. Вспомнил даже конкретную фразу из этих записок: «Сия неожиданная развязка (автор имел в виду его бесславное выдворение из Петербурга) убила в нем его обыкновенное нахальство, но не могла истребить все его подлые страсти, его барышничество». Автор подробно рассказывал, как его квартира на Невском проспекте, в доме, на месте которого теперь находится универмаг «Пассаж», превратилась в антикварный магазин, в котором барон сидел лично, продавая свои веши и записывая в книжечку выручку. Автор упомянул поразивший его эпизод. Барон сидел на стуле, на котором была выставлена цена, какой-то офицер, подойдя к нему, заплатил ему за стул, а после вырвал его из-под барона. Так его ненавидели за смерть поэта.
