Прежде всего, конечно, он хлопотал о каких-нибудь постоянных занятиях или о прочном месте. Но это было не так легко. Ни хлопотать за него, ни протежировать ему, было некому. Родные, которых он впоследствии все-таки разыскал, были женщины: две моих тетки, жившие рукодельным трудом, и маленькая двоюродная сестра. Рассчитывать на какое-либо содействие в этом случае с их стороны было нечего; знакомых, могущих что-либо сделать, тоже не имелось. И тут, в столице, опять благодаря помещикам, у которых мы останавливались дорогой, дела наши понемногу устроились: от некоторых из этих помещиков отец привез рекомендательные письма к их знакомым, с приложением кое-каких деревенских гостинцев, в роде маринованных мелких рыжиков и т.п. При содействии этих-то нечаянных знакомств, удалось родителям моим, в продолжение первого года по приезде, определить меня, в так называемое частное училище, в котором состояли членами высокопоставленные лица. А потом вскоре поместили и брата моего в кондукторское училище. Не смотря на несколько устроившиеся дела, родители мои перебивались в большой нужде. Но, однако, через несколько месяцев после приезда нашего в Петербург, мы оставили ветхий домик, в котором совсем невозможно было жить, и перебрались в другое, более удобное помещение, состоявшее из двух небольших, но уютных комнат. Вскоре после переезда на эту квартиру, (я и брат были тогда еще дома), приходит к нам наша хозяйка, и говорит, что к ней приехал гость, который всегда останавливается у нее, и что в настоящее время, по случаю болезни дочери, она находится в невозможности поместить его у себя, а потому убедительно просить родителей моих позволить ему переночевать в одной из наших комнат. Они согласились и к своему удовольствию увидели, что гость хозяйки тот самый настоятель Зеленого монастыря, который так гостеприимно принимал нас у себя. Родители мои были, разумеется, очень обрадованы этой неожиданной встречей.
Пробившись в крайней нужде года два, отец мой получил наконец место смотрителя по дорожной части в Нарве.
Находясь в это время в школе, я пришла в страшное уныние от необходимости расстаться надолго с родителями и ужасно грустила, проводив их.
Зная бедность моих родителей, я терпеливо покорилась необходимости разлуки с ними. Вообще, вырастая в нужде, я понимала ее более, чем это было свойственно ребенку моих лет. Случалось, что матушка или отец, навещая меня в школе, приносили мне вместо гостинцев серебряные пятачки; я не тратила их, и, накопив несколько штук, отдавала их матушке, настаивая непременно, чтобы она взяла их.
