— Давай лучше не будем.
— Взять хоть твой капуччино — ты не намерен его допивать, не так ли?
— Тебя волнует, что я не допиваю кофе?
— Это знаковая деталь. Ты должен допить его.
— Он остыл.
— Неважно. То, что конец оказался не таким, как нам хотелось, еще не значит, что мы не должны его чтить.
— А я и чту, не сомневайся. Я чту память горячего кофе.
— Давай поговорим об этом.
— Давай лучше не будем.
У каждого в голове свои тараканы, и я не исключение, однако наши споры с Марлен вечно сворачивали на меня исключительно из-за ее манеры уходить от правды.
— Ладно. А что, если тебе притормозить в клинике? — предлагал я. — Четыре дня на зубы, три на музыку. Деньги-то для тебя не проблема.
На случай подобных предложений у Марлен имелось особое выражение лица. Никаких подтекстов — один сплошной надтекст. Крупным шрифтом, заглавными буквами, через двойной интервал на ее лице было написано и подчеркнуто:
ДЕНЬГИ НЕ БЫЛИ БЫ ПРОБЛЕМОЙ, ЕСЛИ БЫ ТЫ ПОДНЯЛ ЗАДНИЦУ И НАШЕЛ НОРМАЛЬНУЮ РАБОТУ!
На подобные провокации я не поддавался. Во-первых, это только взвинтило бы Марлен еще больше. А во-вторых, выходя за меня замуж, она знала, что я скульптор, и даже утверждала, что мое занятие ее больше всего и привлекает. У нее были романы с парнями, которые делали деньги на больных зубах, на артритах, на разрушенных браках, и эти парни ей якобы надоели. А моя работа ей вроде бы нравилась. Она часто приходила ко мне в студию и играла с глиной, пока я работал. Как маленькая. Лепила улиток, зверушек всяких, а то, расшалившись, и член сотворит.
— Деньги — это не сексуально, — заявляла она. — Деньги может делать любой.
Строго говоря, это не совсем так. Но что возразишь, когда перед тобой сидит красивая женщина и лепит весьма лестное изображение твоих собственных гениталий?
К тому же я сам никогда не считал, что деньги — это главное. Особенно для кого-то вроде Марлен, которая всегда сумеет их заработать.
— Дантисты — избранный народ нового тысячелетия, Марлен, — говорил я. — Одни куколки молодящиеся с запущенным кариесом чего стоят! Уж они-то прекрасно знают, что как только лишишься зубов, сразу обвиснет вся физиономия, и заплатят любые деньги, чтобы сохранить форму. В двадцать лет платят наркоторговцам. В тридцать — гинекологам. Позже — дантистам. Так что ты оказалась в нужном месте в нужное время. Радуйся!
— Молодящиеся, как ты говоришь, куколки — последнее поколение с плохими зубами, — мрачно возражала Марлен. — Когда они перемрут, нам конец.
