Но Арт ничего не знал. Да и откуда? Ведь всего за пару минут до того Гордон был жив и здоров.
— То есть я думаю, что он был жив, — позже объяснил Арт медсестре. — Про Гордона трудно сказать наверняка.
Кроме того, из зала кафе не доносилось тревожных звуков, которые могли бы насторожить Арта. Ни криков, ни визга, ни воя сирены. Напротив, там было до странности тихо. Молодой врач, ради Гордона покинувший дежурное блюдо (нежнейшую телятину в горшочке), методично делал искусственное дыхание рот в рот. Собравшиеся едоки, включая разбитную кассиршу, которая обедала с доктором, уважительно наблюдали.
Довольно долго тишину нарушали лишь священные докторские вдохи и выдохи. А затем у покойника снова зазвонил сотовый телефон. Требовательно, беспардонно, настырно. По залу разносился выбранный Гордоном сигнал — увертюра к «Вильгельму Теллю», — и никто не мог найти телефон, чтобы его отключить. От звонка всем стало не по себе, не только из-за убогой синтезаторной аранжировки. Слишком уж резким был контраст между бравурной музыкой и неподвижно распростертым телом. Присутствующие вдруг осознали, что каких-то пять минут назад покойник сам мог бы взять трубку. Его жизнь еще текла своим чередом, как и их жизни. Он сейчас мог бы разговаривать с женой, или с начальством, или даже с любовницей. Строил бы планы. А что вышло? «Поневоле задумаешься», как сказали сразу несколько человек в кафе.
Телефон все звонил и звонил, а молодой доктор все дул и дул… и вдруг Гордон чудесным образом ожил. Он открыл глаза и дрожащим пальцем указал на свой плащ, висевший поблизости на крючке.
Гордон был жив. Телефон трезвонил в кармане его плаща. Посетители кафе благоговейно уставились на молодого врача, мигом простив ему и прыщи, и унылую стрижку, и то, как он отослал обратно суп, решив, что там слишком много укропа. Он стал героем. Бойкая кассирша тоже смотрела на него другими глазами. Кто бы подумал, что воскрешение может так завести женщину?
Но строго говоря, разве Гордона воскресил доктор? Сомневаюсь. По-моему, его воскресил телефон.
— Вот уж чего Гордон терпеть не может, — позже сказал Арт Марселю, — так это пропущенных звонков.
Ну и почему все лавры достались доктору? Ведь это я на другом конце города упрямо тыкала в кнопочки. Гордон был моей зацепкой для серии статей «Умом и сердцем», и в тот день у нас была назначена встреча.
Жаль, никто не позвонил моему отцу, когда у него случился инфаркт. Но в те дни еще не знали мобильников, а в театре округа Чатсвуд, на сцене которого отец потерял сознание, имелся один— единственный телефон, в кассе. И кто-то висел на проводе все то время, что утекала папина жизнь. К тому же со звонком в «скорую помощь» вышла путаница. Таня Чан, девятнадцатилетняя воспитательница, игравшая графиню Бабетту (и сиделку), пыталась туда дозвониться, но так и не смогла. Позже выяснилось, что она набирала 911 вместо трех нулей. (Насмотрелась американских сериалов про «телефон спасения», не иначе.)
