Доели молча. Как всегда, первую, самую безопасную, стражу, доверили стоять Серику. Шарап всегда брал на себя самую опасную, рассветную. Бывалые воины тут же и разлеглись, укрывшись своими корзнами, из крепкого германского сукна. А Серик отошел к ближайшей иве, и сел на землю, прислонившись спиной к теплому стволу. Его Шарап научил, что стражу стоять лучше всего невидимым. Черная кольчуга сливалась с темным стволом. Серик чутко слушал ночь; где-то неподалеку раскричались совы Кричали протяжно, заунывно, хорошо что в разных сторонах, а то надо бы и всполошиться — совы эдакими криками провожают человека, крадущегося по лесу. Серик отметил про себя, что в этом году совы что-то рано раскричались; еще пару недель бы им повременить… И тут он чуть не подскочил: возле берега что-то забурлило, заплескалось, да звонко так. Он уже было схватился за лук, но бурление и плески смолкли, да и шагов не было слышно, если бы это были люди, высадившиеся с лодок. И тут Серика осенило, он шепотом выругался:
— Тьфу ты, шалые!.. Русалки шалят…
Дальше было тихо и скучно, даже кузнечики стрекотали уныло и скучно. Наконец бесшумно, будто леший, возник из травы Звяга. Безошибочно определив, где скрывается Серик, подошел, кутаясь в корзно, шепнул:
— Ничего не слыхал?
Серик, помня наказ Шарапа, проговорил:
— Совы орали, правда, в разных сторонах, да русалки шалили под берегом…
Звяга опустился на землю, проговорил равнодушно:
— Эт они любят, пошутковать… Особенно возле быстрых ручьев на ночлег нельзя устраиваться — всю ночь спать не дадут, будут булькать да посмеиваться… Ладно, иди спать…
Серик очнулся на рассвете от чуткого сна. Издалека доносились размеренные глухие удары. Шарап лежал в траве, приподняв голову, и вслушивался.
— Што это? — шепотом спросил Серик.
— Што, што… Половцы плывут…
— Шарап, а почему их половцами зовут? Я слыхал, они со фрязями один народ…
— Потому и половцами зовут, шибко уж плавать любят, и здорово плавают…
— Можно поглядеть? А то я их ладей ни разу не видел…
— Погляди… Чего уж?..
Серик перебежал через прогалину, путаясь сапогами в остатках травы, которую не съели кони. Сами кони дремали, разлегшись по прогалине тут и там. Проскользнув сквозь прибрежный ивняк, Серик затаился среди ветвей, склонившихся к самому песку. Удары все приближались и приближались, и вот появилось оно. Слаженно взмахивая двумя рядами длинных весел, будто дивная птица крыльями, высоко задрав драконью голову, оно скользило будто над водой, легко и грациозно, словно лань по лугу. Серик затаил дыхание, боясь пошевелиться. На возвышении, огороженном перильцами, стоял человек и рассеянно скользил взглядом по прибрежным зарослям. Особенного в нем ничего не было, да и навидался Серик и фрягов, и франков, и германцев на киевском базаре. Но сам корабль его потряс. Эт, уж точно, не русские ладьи! Ладья уже скрылась за поворотом, а Серик все смотрел и смотрел ей вслед. Вдруг неподалеку печально вскрикнула сова. Серик вздрогнул, подумал машинально: — "Утро уже, не время совам…" И тут сообразил, что это товарищи его зовут.
