Поев и вымыв посуду, «Ваня» включил телевизор, лег на диван. В глаза бил яркий солнечный луч. Он закрыл лицо газетой и… проснулся от оглушительного звонка в дверь.
На пороге стоял взъерошенный Булкин, выросший к этому времени до мастера участка в экспериментальном цехе и как бы приблизившийся тем самым к начальству. Стоял — с капроновой сеткой в руках, раздутой изнутри удлиненными предметами цилиндрической формы.
— Дай-ка, думаю, загляну к нашему раку-отшельнику, — пробубнил Витька…
Ближе к обеду у них шел крайне оживленный разговор.
— Ты, Иваныч, свой в доску. Держи краба, — «Ваня» пожал протянутого «краба». — Я ведь чего к тебе? Я не говорил?
— Нет.
— Свой ты мужик, Иваныч! Вот. Давай пять. А Верка-то моя, жена-баба… Все уши, говорит, прожужжал своим Ивановым. А? Каково? Хто, говорю ей, меня на мастера натаскал? Хто со мной, оглоедом, цацкался-мацкался? Ты, что ли? Ну и живи, говорит, со своим Ивановым, а я не буду. Понял?
— Понял. То есть как… живи?
— Да ты не расстраивайся, Иваныч! Я вот здесь, в уголочке. Потихонечку, на газетке…
— Э-э, — сказал «Ваня»…
Вечером они в обнимку вышли из продымленного галдящего «Якоря», в котором официантки уже начали то и дело гасить свет, и, грянув «Варяга», двинули домой.
По дороге Витька вдруг остановился, хитровато сощурился и, тыча пальцем в одно из сверкающих окон, промычал:
— Здесь она, Верка эта, живет. А мы не бу-ем.
Он еще что-то рассуждал, как вдруг из подъезда вымелькнула темная фигурка и ринулась на них с яростью потревоженной наседки.
"Ваня" с удивлением наблюдал, как от могучих Витькиных плеч резво, точно резиновая, отскакивает деревянная скалка, а сам Витька, прикрывая голову руками, пришептывает, будто вершит заклинание, все мягче, мягче: "Ну, Верунчик, ну не надо… Ой, прямо по хребтинке заехала… Что же ты своего ишачка-то так…" В ответ: "Не ишачка, а осла вонючего!"
Болезненно ощущая свою беспомощность здесь, «Ваня» повернулся и ушел на цыпочках в тихую ночь.
С этих пор кончилась его безмятежная жизнь.
* * * *
Эрэф смотрел пристально, не мигая, как мог глядеть только он, и «Ване» почему-то очень хотелось, чтобы он побыстрее исчез.
— Не вижу рвения, агент, — сухо сказал Эрэф. — Кроме того, не замечаю патриотизма. — Помолчав, вкрадчиво продолжил: — Мне доложили, что ты начал работу с гравиполями. Ты забыл, сынок, в какой эпохе находишься? Земля еще не доросла до таких идей. Понимаю, это такое оружие, с помощью которого можно подчинить всех и вся. Старая история, сынок! Старющая… Ну-ка, вспомни историю с Шестипалым!
