.) чрез сие имянно выговорил и себе предоставил, что ежели он в какое ни на есть время заблагоизобретет и Е.в. угодно будет
одного из урожденных Божеским благословением из сего супружества принцов к сукцессии (то есть наследству. —
Е. А.)
короны и Империи Всероссийской назначить и призвать, то Е.и.в. в том совершенную власть и мочь иметь будет и якоже и светлейший герцог, и его будущая пресветлейшая супруга чрез сие обязуются и обещают, что оные в том случае того от Е.и. в, таким образом
назначенного и призванного принца и сына без всякого изъятия и отговорки и без всяких о том постановляемых кондиций Е.и. в-ву в совершенную и единую его диспозицию охотно и немедленно отдать и отпустить хотят»
>28.
Внимательно вчитавшись в секретный пункт договора, мы увидим, что Петр оставляет за собой право взять в Россию сына Анны, с тем чтобы передать ему российский престол. Таким образом, секретный артикул перечеркивает содержание статьи договора в части, касающейся сыновей Анны и Карла Фридриха.
Что же все это означает в контексте событий ноября 1724 года?
Уличив жену в измене, Петр потерял к ней доверие, справедливо полагая, что после его смерти и восшествия на престол Екатерины I его детищем — империей будет управлять любой прощелыга, скакнувший в императрицыну постель. Об изменениях в дотоле теплых и доверительных отношениях супругов пишут многие наблюдатели. Так, Кампредон сообщал в ноябре 1724 года в Версаль, что царь стал подозрителен и суров, что он «все еще сильно взволнован тем, что даже среди его домашних и слуг есть изменники. Поговаривают о полной немилости князя Меншикова и генерал-майора Мамонова, который председательствовал на суде над Шафировым и которому царь доверял почти безусловно. Говорят также о царском секретаре Макарове (слух этот верен — в ноябре 1724 года Петр получил анонимный донос о грандиозных злоупотреблениях своего кабинет-секретаря. — Е. Α.), да и Е.в. царица тоже побаивается. Ее отношение к Монсу было известно всем, и хотя государыня всеми силами старается скрыть свое огорчение, но оно все же ясно видно и на лице, и обхождении ее. Все общество напряженно ждет, что с ней будет» >29.
Я веду к тому, что дело Монса и его последствия подозрительно тесно увязываются со стремительным заключением в это же время брачного русско-голштинского контракта. Можно предположить, что после уличения жены в измене Петр решил заново переиграть партию престолонаследия. Как? Давайте посмотрим донесение в Копенгаген датского посланника Вестфалена, человека весьма знающего, старожила иностранной колонии в Петербурге. По рассказу Вестфалена, Петр «написал завещание в пользу второй жены и детей ее. Между тем царица позволила слишком дружелюбные отношения с первым камергером своим Мопсом, который, действительно, принадлежал к самым красивым и изящным людям, когда-либо виденным мною. Отношения эти наконец зашли так далеко, что царь вынужден был подвергнуть Монса смертной казни и очень строго наказать всех участников этой интриги… В первом порыве гнева, вызванного этим событием, царь
