Когда лучами солнце разорвало
Той ночи смоляное покрывало,
Восстал от сна и приказал Кавус,
Чтоб снаряжал слонов походных Туе.
Велел открыть сокровищницы недра
И одарил войска по-царски щедро.
Навьючили верблюдов и слонов
И сели воины на скакунов.
Сто тысяч было в шахском ополченье
Мужей могучих – грозных в нападенье.
А вскоре рать еще одна пришла
И тучей пыль над миром подняла.
Померкло небо от летящей пыли,
Копыта землю черную изрыли.
Гром барабанов огласил простор,
Колебля тяжкие подножья гор.
И так в походе войско напылило,
Что лик затмился вечного светила.
Лишь блеск щитов и копий на земле
Мерцал, как пламя, тускло в синей мгле.
И блеск убранств и шлемов золоченых,
И золото, и пурпур на знаменах
Струились, как червонная река,
Сквозь черные густые облака.
И так был шахских войск поток огромен,
Что стал зенит, как в день затменья, темен.
До крепости из глины и камней
Дошли войска и стали перед ней,
Копытами поля окрест изрыли,
На десять верст шатры вокруг разбили.
Со стен их стража видела вдали.
«Идет Иран», – Сухрабу донесли.
И встал Сухраб, услыша весть такую,
И поднялся на башню крепостную.
И так Хуману он сказал, смеясь:
«Смотри, какая туча поднялась!..
Здесь наконец-то встретимся мы с шахом!»
Взглянул Хуман, вздохнул, исполнен страхом.
Сухраб воскликнул: «Полно, друг, вздыхать!
Сомненья прочь от сердца надо гнать.
Средь этих войск не вижу никого я,
Достойного меня на поле боя.
Я среди них не вижу мужа битв…
И не помогут им слова молитв!
Хоть велико иранских сил стеченье —
Прославленного нет средь ополченья.
Я строй их ратный разорву, как цепь,
Рекой текущей станет эта степь».
Сухраб душою светлой не смутился,
Он радостный с высоких стен спустился.
Сказал: «Эй, кравчий, принеси вина!
Сегодня пир, а завтра – пусть война».
И в замке, за столом благоуханным,
Он сел с богатырями и Хуманом.
