- Мне бы хотелось попробовать, - сказала Анжелка.
- Попробуйте, - одобрила трубка. - Попробуйте рассказать о себе так, чтобы я вас запомнил...
- Меня зовут Марина, - забавляясь, продекламировала Анжелка. - Мне восемнадцать лет. Я стройная, длинноногая, светловолосая девушка с симпатичной родинкой на левом бедре. Я лежу в роскошной, пахнущей бергамотом ванне, вся в пене, как Афродита, пью апельсиновый сок и болтаю с вами по телефону...
- Верю, верю, - хмыкнув, одобрил Борис Викторович, - все правильно. Теперь у нас только так: ванны, "мерседесы", борзые и бергамоты... Ладно. Будем считать, что способность к импровизации вы проявили...
Договорились, что завтра к одиннадцати Мариночка явится на собеседование; Анжелка запомнила адрес, положила телефон на теплый полированный мрамор и, отхлебнув сок, в задумчивости украсила плечи эполетами искрящейся пены.
А почему бы и нет, сказала она себе. Взглянуть хоть одним глазком, как они там раскованно общаются на любом уровне. Тем более что при ином раскладе она и впрямь могла оказаться такой Мариночкой. Съездить и посмотреть, почем этот иной расклад.
Она припарковалась на Сухаревке и пошла по Сретенке, пока не нашла искомую подворотню и нужное строение во дворе: большой отселенный дом, выпавший из жилого фонда в точно рассчитанную прореху безвременья. В наваристом ожидании капремонта он весь, от чердака до подвалов, оброс конторами, офисами, консультациями - их вывески лепились впритык друг к другу, оставляя ощущение беззвучного базарного гвалта. На площадках парадной лестницы в темпе перекуривали клерки, курьеры, деловые конторские барышни, вполголоса мусолившие одни и те же затертые до неразборчивости слова: баксы, отксерить, по факту, перебьется, затрахал; пахло куревом и тем самым одурением от ежедневной гонки за долларом, которое пугало Анжелку в маме. Она успела пожалеть, что пришла, тем не менее доплелась до пятого этажа, сориентировалась и, отвергнув поочередно недвижимость на Кипре, шоп-туры в Стамбул, мастерскую по производству наружной рекламы и правление Американской финансовой корпорации, позвонила в высокую, грубо сварганенную железную дверь.
За дверью, за жирными плечами охранника обнаружился коридор четырехкомнатной коммуналки с высокими сретенскими потолками, из которой Анжелка на ходу, машинально слепила и разлепила апартаменты. Кабинет Бориса Викторовича - первая дверь направо - располагался в крошечной комнатушке типа крысячей норки-кладовки; сам Борис Викторович оказался сухоньким, остроносым пареньком лет сорока, почти сливавшимся с замызганными обоями. Он с ходу растолковал Мариночке, что работа ее ждет архисложная, артистическая, недурно оплачиваемая (250 долларов в месяц) - потому, соответственно, претенденток много, а достойных кандидатур раз-два и обчелся: на улице все мастерицы языками чесать, палец в рот не клади, а как по работе надо, да не с подругой, понимаете, а с клиентом, да чтоб с чувством, сопереживанием - так нету! - нету сопереживания, нету чувств, нету двух слов связать. Сложно все это. Народ грубый, зажатый, некоторые вещи веками, можно сказать, не практиковались, а теперь вот приходится за раз осваивать и внедрять...
