- Обалдеть, - сказал Дымшиц. - Замечательно. Хоть бери и вставляй в хрестоматию для девятого класса...
Он помолчал, подумал, потом спросил:
- А что, порнуха тоже не возбуждает?
Анжелка рассмеялась.
- Эта порнуха, Тима, у меня с самого детства перед глазами, так что можешь себе представить. Реакция отрицательная, как на молоко с медом.
- На меня тоже отрицательная реакция?
- На тебя положительная, Тима. Мне вообще с тобой хорошо, потому что ты свой. А чужих я боюсь, вот и все. Еще вопросы будут?
- Вопросы потом, - согласился Тимофей Михайлович, притягивая ее к себе за лодыжки.
Она подъехала к нему задним ходом, нашлепнув на пупок тот самый пакетик с презервативом. Дымшиц зверски осклабился, зубами схватил пакетик и съел его Анжелка ахнула, - потом извлек из кармана ее халатика. Анжелка зааплодировала.
- Мишка, подлец, держит аппаратуру в сейфе, - сказал Дымшиц, хитро прищуриваясь, - но я там внизу углядел "Киев", в умелых руках очень даже сумасшедшую камеру. Хочешь, пощелкаем?
- А можно? - встрепенулась Анжелка. - Только чур, не голой. А ты умеешь?
Дымшиц хмыкнул, играючи подхватил ее на руки и понес вниз. Запустив Анжелку в костюмерную, он на всякий случай проверил камеру, нет ли в ней пленки, выставил на стол для блезиру несколько нераспечатанных коробков с пленкой и занялся светом.
- Это, наверное, судьба, - сказала Анжелка, выволакивая из костюмерной охапку нарядов. - Мне сегодня на Арбате два раза предлагали щелкнуться. Почти бесплатно, за телефончик.
- Это называется рифмой, - пояснил Дымшиц. - Прямой рифмой. В жизни полно рифм - прямых, перекрестных, смысловых, музыкальных - только мы не видим и не слышим. А те, кому дано, видят ажурный каркас бытия, сплетенный из золотистых нитей судьбы. Вот так-то, душа моя. Имеющий уши да слышит.
- Да слышит да видит да ненавидит, - процедила Анжелка, в лиловом облегающем платье продефилировав мимо него к экрану. - Я готова, фотограф.
Дымшиц притащил кресло, вручил Анжелке страусиное перо и приступил к съемкам, радуясь ее оживлению. Анжелка лихорадочно меняла наряды, позы, обличья, играя в топ-модель и вздрагивая от звучных щелчков затвора, потом перестала вздрагивать и даже не надевала платья, только драпировалась, а напоследок и вовсе обошлась одной шляпкой, чувствуя, что по-настоящему возбуждается от тусклого нефтяного сияния объектива, от свежего, как сквозняк, переживания собственной наготы; она вспомнила про презерватив в халатике, нашла, прилепила на язык и сфотографировалась в столь откровенной позе, что Дымшиц, загоготав, почувствовал себя полным кретином - это надо было фотографировать.
