Он вскочил на ноги и меня поднял. Мы почти бежали по коридору, судя по направлению - в лабораторию связи.
– А теперь представьте, - кричал Патанэ на ходу, - механизм отлажен, как ходики с кукушкой, и тут появляется лишний винтик. Лучше уж тогда узнавать время по солнцу. Прошу сюда. Посидите, это не дыба, обыкновенный табурет… Ага, и получается, что все его почти ненавидят.
Он усадил меня на неудобную крутящуюся скамью, сам забрался по локти в зеленые квазибиологические схемы, что-то захныкало внутри, будто генератору драли больной зуб.
– Я и сам его первое время терпеть не мог, - голос Патанэ звучал глухо и невнятно. - Астахов всем мешал. Как привидение - бродит и бродит.
Патанэ вызвали по селектору, и он минут пять шептался с передатчиком. Что-то происходило на Спице, дрожал пол, метались огоньки индикаторов, антенна ССЛ за окном стреляла в небо оранжевыми молниями, которые тут же меркли, переходя в сверхсветовой режим. Я сидел, как неприкаянный, и чувствовал себя отвратительно. Представлял, как Астахов так же высиживал в лабораториях, дожидаясь, чтобы его послушали. Или просто заставлял слушать себя, что ему оставалось?
– Бывает же такое, - осуждающе сказал Патанэ, закончив передачу. - Хорошо, не каждый день… Представляете, Ким, метеорная атака. Прямо в Спицу. Так о чем мы говорили?
– Об открытиях, - сказал я.
Патанэ нахмурился. Он не помнил, чтобы мы говорили об открытиях.
– Вы тоже считаете, Евгений, что прогнозировать открытия бессмысленно?
– Конечно! Открытие, по-моему, как пришелец. Прилетел, рассказал, улетел. А мы послушали и не поняли. Так и здесь. Если серьезно: по-моему, гениальное открытие обязательно формулируется в несуществующих ныне терминах. Придите к питекантропу и скажите: "Знаете, дядя, странность лямбда-гиперонов может флуктуировать при возмущении метрики". Получите дубиной по лбу, вот и все. Как можно прогнозировать открытие тридцатого века, если в нашем языке и слов таких пока нет?
– По-моему, важнее не язык, в психология, - возразил я. - С середины двадцатого века ученые довольно спокойно воспринимают самые необычные вещи. С того же времени и стало возможно прогнозировать дальние открытия.
– Вроде последней астаховской идеи? - насмешливо сказал Патанэ. - Тюдор как-то сделал отличную работу. О критической массе информации. На обсуждении были обычные ругательства - я имею в виду выступление Астахова…
– Погодите, Евгений, - прервал я. - В чем была суть спора?
