О любви (сборник) | страница 68
Она приехала домой – его еще не было, – стала собирать чемодан, укладывая в него свою прошлую жизнь. Каждая вещь напоминала ей страны и города, где они были вместе, она помнила взгляды людей, аплодирующих их паре. На самый верх она положила альбом, прошлое захлопнулось вместе с крышкой чемодана. Ждать его она не стала, написала на салфетке одно слово: «Спасибо», и сверху положила кредитную карту со свадебным подарком.
В тот же вечер она уже сидела за ужином в пансионате деревни Барвиха и видела восхищенные взгляды государственных мужей, стреляющих в нее глазами. Она снова стала дичью, не сошла с ринга, просто ушла в другую весовую категорию и теперь выступает по другой версии, где иные правила.
Пионерка Леонова-dream
Простой пионер Сергеев полюбил безнадежно и страстно председателя отряда Леонову.
Четвертый класс за плечами, оценки неважные, из достоинств только третье место в шашечном турнире, которое он разделил с косоглазой девочкой из третьего класса. Грамоту дали лишь девочке, второй бумажки с золотой обложкой не оказалось.
Но половодье чувств захлестнуло Сергеева. До этого он никого не любил, кроме мамы и бабушки. Были случайные связи с Зоей из третьего дома в булочной и с Милкой, когда вместе болели стригущим лишаем в инфекционной больнице, но до главного не доходило – так, игры и забавы, только ахи-вздохи, а тут накатило не по-детски.
Пионерский лагерь в 60-м году. Не «Артек», с морем и показухой, а обычный, от цементного завода, где папа Леоновой был главным инженером. Он стоял у реки, но рядом с заводом. Начальник лагеря, старый педофил с одной кожаной рукой-протезом, говорил:
– Зато у нас пятиразовое питание и кино два раза в неделю.
Начальник очень любил кино за темноту в зале. Он садился всегда на последний ряд с какой-нибудь пионеркой на коленях и смотрел на экран не отрываясь – ласковый был мужчина, детей любил.
Сергееву путевку в этот лагерь брала бабушка – ветеран профсоюзного движения. Он был в лагере на птичьих правах, а Леонова – председатель отряда, и коса у нее, и глаза – просто закачаешься.
В первую смену он не сумел рассказать ей о своих чувствах, не уверен был, что услышит недоступная Леонова. Пытался удивить на расстоянии, один раз все-таки попробовал на прощальном костре, прыгнул через горящую елку и штаны сжег. Все смеялись, мама ругала, вышло неловко. Леонова тоже смеялась, но как-то с жалостью.
Он даже стихи ей написал про любовь и кровь, но не отдал. Морозов, сука, украл из тумбочки вместе с мамиными конфетами и бегал по лагерю и читал всем. Мудак этот Морозов, а говорил, что друг.