Печатник государев поддерживать молодого князя стал — тот ему о дочке его намекнул. Понять можно было, оглянуться не успеешь — великокняжеским тестем станешь. Не успел. Обманул и здесь молодой Василий Иванович — Сабуровых предпочел. Лишь бы его чужим да заезжим считать перестали. Не принимала Москва его матушки, многих ее злодейств и хитростей простить не могла. Сын мириться решил.
Не просчитался Василий Иванович. Всем сабуровская дочка взяла — и статью, и умом. Воли не брала, но и себя не забывала — умела на своем постоять. Душа в душу жили, казалось.
И расставался с супругой не просто. Поначалу решил заточить княгиню в новопостроенный Новодевичий монастырь. Настоятельницу из суздальского монастыря вызвал, чтоб за строительством приглядела. Не иначе сказал, какую узницу ей доверить решил. Старалась изо всех сил.
Строительство денно и нощно шло, а Василий Иванович тем же временем, как ни в чем не бывало, с супругой по богомольям да охотам ездил. В любимой своей Александровой слободе побывал — для их супружеской радости когда-то ее и заложил.
Знала ли княгиня уготованную ей судьбу? Могла ли не знать? Или ушам своим не верила? Ведь с кем только великий князь совета ни держал, сколько бояр да князей церковных с ним спорило, не соглашалось! А у Василия Ивановича на все один сказ: бесплодна. Бесплодна княгиня. Надобно о наследнике престола позаботиться. На том и сторонники его стояли: отрешить бесплодную княгиню от супруга.
Разговоры пошли, что понесла Соломония: от отчаяния чего не бывает! А великий князь еще сильнее заторопился. Слышать о беременности не захотел, бабок да докториц никаких к жене пускать не велел.
Иноземные послы иначе все разочли. При Венском дворе толковали: хотел Московский князь с польским королем расчесться. Пока была сестра Василия III замужем за великим Литовским князем Александром Казимировичем — забот не было, хоть и настоящей дружбы не получалось. Не соглашалась княгиня Елена Ивановна от православия отрекаться.
Смерть Александра была на руку Глинским: половина литовских земель им принадлежала. Свою волю всем навязывать могли. Вот потому, кто из знати католической веры держался, Сигизмунда предпочли. Теперь же с Глинскими мог Московский великий князь соединить Северо-Восточную Русь с западнорусскими землями. Семейственный союз всегда прочнее считался, хоть на деле оно по-разному выходило.
Да и за наследие ханов Золотой Орды Московский великий князь мог начинать бороться — вели Глинские свой род от чингизида Ахмата. С Империей переговоры вести: Вена о Михаиле Юрьевиче хлопотать не переставала, судьбой его сродственников беспокоилась.
