Когда он приблизился к дому, оттуда вышла ему навстречу молодая женщина. Она была в характерном для древних греков длинном облегающем одеянии — в простейшем и, вместе с тем благороднейшем платье, какое когда-либо носила женщина. Приближаясь к мужчине, она держала себя с покорностью и уважением, как следует дочери вести себя в присутствии отца. Он, однако, грубо оттолкнул ее и занес руку как для удара. Когда она отпрянула, солнечный свет упал на ее прелестное лицо с полными слез глазами, и я увидел, что это была моя Мона.
Серебряный экран померк, и через мгновение на нем появилась другая сцена. Это была окруженная скалами бухта, находившаяся, как я почувствовал, на полуострове, который мы уже видели. На переднем плане мы видели странной формы лодку с высокими заостренными концами. Была ночь, но луна ярко освещала воду. Знакомые звезды, такие же над Атлантидой, как и у нас, мерцали в небе. Медленно и осторожно лодка стала причаливать. В ней находились два гребца, и на носу стоял человек, закутавшийся в темный плащ. Когда лодка подплыла к берегу, он нетерпеливо огляделся по сторонам. Я увидел его бледное серьезное лицо в ясном свете луны. Не нужно было судорожного рукопожатия Моны или восклицания Манда, чтобы объяснить тот странный внутренний трепет, который пронзил меня, когда я его разглядел. Этим человеком был я.
Да, я, Сайрес Хедли, ныне живущий в Нью-Йорке и Оксфорде, я, продукт современной культуры, был когда-то частью этой могущественной древней цивилизации. Я понял теперь, почему многие символы и иероглифы, которые я видел вокруг себя, казались мне смутно знакомыми. Снова и снова я ощущал себя, как человек, напрягающий свою память, потому что он чувствует, что стоит на пороге какого-то важного открытия: оно совсем рядом и все же остается за пределом досягаемости. Я понял и то глубокое душевное волнение, возникавшее всякий раз, когда я встречался взглядом с Моной. Оно шло из глубин моего собственного подсознания, где все еще хранилась память двенадцати прошедших тысячелетий.
Затем лодка коснулась берега, и из прибрежных кустов вышла мерцающая белая фигура. Я простер руки, чтобы подхватить ее. После поспешного объятия я приподнял ее и внес в лодку. Внезапно поднялась тревога. Неистово жестикулируя, я молил гребцов скорее отчаливать. Но было поздно. Из-за кустов появились толпы людей. Сильные руки схватили лодку за борт. Я тщетно пытался отбиться. Топор сверкнул в воздухе и обрушился на мою голову. Я упал замертво на женщину, окрасив ее белое одеяние своей кровью. Я видел по ее безумным глазам и открытому рту, что она закричала, и отец выволок ее за длинные черные волосы из-под моего тела. Затем опустился занавес.
