— Знакомый? — спросил сопровождавший полковника фельдшер. — Ноги снарядом по самое никуда оторвало. Не повезло-с.
Варя попятилась назад, к Фандорину, и судорожно завсхлипывала.
Плакала долго, потом слезы высохли, потом стало прохладно, а раненых все везли и везли.
— Вот в клубе Лукана за дурака держат, а он поумнее Криденера оказался, — сказала Варя, потому что молчать больше не было сил.
Фандорин посмотрел вопросительно, и она пояснила:
— Он мне еще утром сказал, что из штурма ничего не выйдет. Мол, диспозиция хороша, а полководцы плохи. И солдаты тоже не очень…
— Он так сказал? — переспросил Эраст Петрович. — Ах, вот оно что. Это меняет…
И не договорил, сдвинул брови.
— Что меняет?
Молчание.
— Что меняет? А?
Варя начала злиться.
— Дурацкая манера! Сказать «а» и не говорить «б»! Что это такое, в конце концов?
Ей ужасно хотелось схватить титулярного советника за плечи и как следует потрясти. Надутый, невоспитанный молокосос! Изображает из себя индейского вождя Чингачгука.
— Это, Варвара Андреевна, измена, — внезапно разомкнул уста Эраст Петрович.
— Измена? Какая измена?
— А вот это мы выясним. Итак. — Фандорин потер лоб, — Полковник Лукан, не самого большого ума мужчина, один из всех предсказывает русской армии поражение. Это раз. С диспозицией он был ознакомлен и даже как представитель князя Карла получил копию. Это два. Успех операции зависел от скрытного маневра под прикрытием холмов. Это три. Наши колонны были расстреляны турецкой артиллерией по квадратам, вне прямой видимости. Это четыре. Вывод?
— Турки заранее знали, когда и куда стрелять, — прошептала Варя.
— А Лукан заранее знал, что приступ окажется неудачным. Кстати, опять в последние дни у этого человека откуда-то появилось много денег.
— Он богат. Какие-то родовые сокровища, имения. Он рассказывал, но я не очень слушала.
— Варвара Андреевна, не так давно полковник пытался занять у меня триста рублей, а затем в считанные дни, если верить Зурову, спустил до пятнадцати тысяч. Конечно, Ипполит мог и приврать…
— Еще как мог, — согласилась Варя. — Но Лукан и в самом деле проиграл очень много. Он сам мне сегодня говорил, перед тем как уехать в Букарешт.
— Он уехал?
Эраст Петрович отвернулся и задумался, время от времени покачивая головой. Варя зашла сбоку, чтобы видеть его лицо, но ничего особенно примечательного не разглядела: Фандорин, прищурившись, смотрел на звезду Марс.
— Вот что, м-милая Варвара Андреевна, — медленно заговорил он, и у Вари потеплело на душе — во-первых, потому что «милая», а во-вторых, оттого что он снова начал заикаться. — Придется мне все-таки просить вас о п-помощи, хоть я и обещал…
