ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Судьба играла мной так, как ей нравилось. Я понимал, как мало мог сделать сам, и сумел отстоять только свою свободу, что сохраняло меня как личность даже в самом жутком положении. Однако я всегда ходил как по канату. Смерть пощадила меня, пуля не нашла, и все же можно сказать, что я умер в России, хотя и знал, кем там был.
Предаваясь этими мрачными мыслями, я лежал в санях, опухший, с гноящейся ногой. Я был, как никогда, несчастен, хотя уже находился в безопасности. Я не чувствовал боли. Три раза приходил ко мне врач и в конце концов отправил меня в военный госпиталь.
Я сложил все оставшееся у меня имущество: деревянную ложку и русский нож, найденный в рюкзаке мертвого казака, и на санях отправился в дивизионный медицинский пункт, где мне был предоставлен ночлег.
Рядом со мной лежал тяжелораненый солдат. Он был без сознания, с осколками в груди и в голове. Его посчитали убитым и забрали только после того, как он несколько часов пролежал на морозе. Было слишком поздно. Он стонал, лежа на охапке соломы. Его руки приобрели коричневый цвет от за
стылой крови. Они импульсивно дергали бинты и производили бессознательные движения при свете свечи. Я садился около него и держал эти беспокойные руки. Это было похоже на борьбу со слепой неосознанной энергией. Однажды он открыл безжизненные глаза и пристально посмотрел на меня. Прозрачная рука указывала на мою грудь, как будто бы я был виноват в его страданиях и смерти. Ужас сковал меня, но тут он откинулся навзничь и заснул. Но ко мне сон не приходил. Я все время видел эту обвиняющую руку, объятые ужасом глаза умирающего, направленные на меня. Ведь я тоже был солдатом и в какой-то степени виноватым в его страданиях.
На рассвете на санях меня отправили дальше, к следующему медпункту. Это был холодный мрачный дом, где раненые и больные валялись, как беспомощные черви, на охапках соломы. Волынская лихорадка. Их стоны и крики заставляли меня прекратить свои размышления. Я вставал и выходил на улицу. Ночной ветер свистел в сучьях деревьев. Я испытывал какое-то удовлетворение, что заболел и мог теперь сколько угодно спать. И мечтал только об отдыхе. Но судьба вновь призвала меня к терпению и заставила действовать.
На санях мы приехали в Малоархангельск. Нас положили на плащ-палатки и оставили мерзнуть на морозе. Затем погрузили на грузовик и отправили в Поныри, а оттуда мы уже ехали в вагоне русского санитарного поезда. Было тепло от печки, которую топили углем. Мой сосед рассказывал о своих переживаниях, а я лежал в полусне, в полной апатии и думал. Мне казалось, что все произошедшее было всего лишь результатом игры со мной властей, как с футбольным мячом.
