Наши квартиры были разрушены, повсюду лежали убитые. Немецких солдат мы покрывали брезентом, а с казаков стаскивали валенки, галифе и нижнее белье. Теперь все теснились в оставшихся целых домах. У наших солдат не было валенок, которые отлично защищали ноги от холода. Один из них наткнулся на следующий день на замерзший труп красноармейца. Он напрасно пытался сдернуть с него валенки. Взял топор и отрубил убитому ноги до голеней. С них летели куски мяса. Солдат взял части отрубленных конечностей в валенках и поставил рядом с нашим обедом в печь. Пока картофель варился, голени растаяли, и солдат обул окровавленные валенки. Перед едой мы подстилали под себя мох, чтобы согреть ноги, и били вшей.
Мертвецы оставались лежать на снегу. Через неделю их вместе с разбитыми санями и трупами лошадей сложили в разрушенных домах, облили керосином и сожгли.
Один день походил на другой и проходил в усталом однообразии от охраны избы на посту, неспокойного сна, заботы о заготовке древесины и продовольствия и исполнения различных приказов. Мы совсем обеднели. Получали только плащ-палатки да необходимый инвентарь. Я был не в состоянии отдыхать, тоскуя по родине. От постоянного пребывания на жестоком морозе заработал себе полное исто-
щение нервной системы. Стрелял в привидения, которые, как мне казалось, появлялись передо мной, и бессильно кутался во что попало во время метели. Но выдержал все. Кризис миновал, я быстро выздоравливал и вернул себе стойкость и уверенность. Весь ужас, вызванный нуждой и силой обстоятельств, приводил нас к чему-то героически-циничному. Это было какое-то безумное соглашение с перспективой всеобщей гибели и самоубийство души. В России было слишком много солдат, чтобы мы могли с ними справиться.
Мы охраняли окрестности Дубровки, лежа в окопах, как приведения, между трупами. Полная луна вставала на небе. Мороз готовился к последнему натиску. Противник пока оставался на своих позициях.
Я хотел все забыть, чтобы остаться человеком. Записывал в свой дневник то, что связывало меня с прошлым. Но все напрасно. Я познакомился с той стороной России, из которой запомнил только разрушенные церкви и морозную зиму. И все же я верил, что эта война для меня что-то чужое, вызывающее какие-то странные фантазии. Мои гноящиеся ноги делали меня совершенно непригодным к службе. Я был только обузой.
Зимняя война закончилась для меня. Это было спасение, которое пришло в последний момент. Но я уже был обескровлен.
