А ведь была какая крона, —
как цветом по весне цвела.
И соловей самовлюбленно
под ней перепевал щегла.
Осмысление своих отношений с Богом у поэта поначалу происходит болезненно. Любовь всеобщая христианская и любовь конкретная земная находятся в противоречивом двуединстве. Порыв обессмертить свои чувства к любимой женщине, несмотря на некотрую экзальтацию и патетику, несет божественный знак, имеет естественный характер:
"я тебя — у вечности отспорю, я — у смерти отобью тебя".
В искренность такого чувства невозможно не поверить. Тем более, что оно постоянно подкрепляется неожиданными озарениями:
"Жил и не думал, что у смерти твои, о боль моя, глаза
". И тут никак не обйтись без обращения к Создателю, в чьем ведении все наши судьбы, наши смерти:
"Позволь мне, Боже, после смерти взглянуть на самого себя".
И возникают всё новые озарения, которые, врезаясь в память, убеждают, тревожат:
"и смерть глядит в глаза при жизни, а после смерти — смерти нет".
А Бог-Вседержитель у поэта обеспокоен:
"Взирает Бог тревожными глазами..."
Видно, судьба человечества требует от Него определенных созидательных усилий в Его непрерывном саморазвитии, самосовершенствовании, самоочищении, ибо увечное человечество свидетельствует, скорее всего, о самоутверждении сатанинских сил. И смутное время в России оставило после себя следы именно этих ускользающе-вездесущих сил.
В стихотворении "Плач на погосте", кажется, вся страна, разлетевшаяся
"на куски в сумасшедшей давильне"
, собралась на погосте оплакивать жертвы. За последние десять лет Россия не досчиталась пятнадцати миллионов человек. Неслучайно у поэта с "давильней" рифмуется "говорильня". Собирательный образ страны незрим, автор чувствует его, как душу, что "плачет по людям незрячим". Чувствует — как трагедию России, которую не выразить словами, но быть вне ее и молчать — невозможно. Пусть даже это окажется просто молчанием плача.
Вот в глазах и последний туман,
вот и в глину закопаны кости,—
а всё кто-то нас помнит... И кто-то по нам
слезы льет на погосте.
На этом погосте лежит и отец поэта, перед которым он испытывает неутолимое чувство вины и раскаяния. В нескольких стихотворениях, посвященных отцу, поэт пытается как-то искупить свою вину, утишить это чувство.
Отец позвал меня на помощь,
да не расслышал я слова.
и смерти гробовая полночь
