День Литературы, 2004 № 06 (094) | страница 26




По убиенным в том кровавом,


не старом — новом октябре,


рыдают на поляне травы,


рыдают сосны во дворе.



Моя душа — покрепче стали,


но и она — навзрыд, навзрыд.


Как будто и в меня стреляли,


как будто и мой сын убит.



Убийц я знаю поименно,


но что слова мои — щелчок...


И, как от правды отвращенный,


о радости вещает Бог.



Нет, к мщенью я не призываю,


но до тех пор, пока они


себя героями считают,


я — как виновен без вины.



Из разных стихотворений складывается трагический образ Времени, который не заслонишь никаким фоном либо лоном природы. Ни тогда, когда поэт возбужден от нахлынувших радостных впечатлений и спешит поделиться ими: ”И мне вослед самой Европы звенел веселый женский смех...” Ни тогда, когда на миг, на час, на день в природе наступает благостная гармония:


Лампадками гроздья зажглись,


и сосны над заводью речки


уставили в синюю высь


свои розоватые свечки.



И ни тогда, когда он исполнен жизненных сил и безудержных чувств, и в порыве любви ко всей вселенской красоте уверенно восклицает: ”и поцелуем с губ-тюльпанов я лепестки сорву — не раз!..”


В поэте борются два лирических начала: сокровенно-родниковое, идущее от природы, и глубинно-гражданственное, вызываемое неприятием несправедливостей в обществе. С горькой иронией он декламирует:


Пей-гуляй, братва лихая,


и круши весь белый свет...


На тебя, как на Мамая,


до сих пор управы нет.



При этом Иван Переверзин никогда не теряет нити сопричастности к народу России, а через него — и ко всему человечеству, к планете ( "будто разом всю планету на хребте тащу своем" ). А изначально — ко всей Вселенной. пусть он сам бывает и "забыт, оболган, не привечен" , тревоги мира — это и его тревоги. Он воспринимает их как энергоинформационные импульсы, токи и ритмы. Газетные публикации, сообщения СМИ — вне содержания его поэзии. Он верит своему чутью, интуиции, своей прирожденной сущности. И она, как натянутый лук, напряжена миром: "Народ нельзя при помощи полков загнать в свободу, — знаешь ли, тупица? Я вырвусь сам оленем из оков, я сам взлечу, как утренняя птица!"


Видите, всё же преобладает начало первое, первородное. Поэту важнее всего, "чтоб остался дух сосновый, земляничный дух в бору" . И он стремится видеть мир под крыльями "птиц вечности", которые "реют повсюду и в небесные трубы трубят"