— Пани! Швыдко ховай панянку!
Разгоряченную мать остановила не только сила этого солдата, в его глазах она увидела сочувствие... гнев ее угас.
Вместе с появившейся старшей дочерью Катей они унесли Любу в дом".
"Провинциальная повесть" Александра Степановича ЛЬВОВСКОГО с иллюстрациями художника Геннадия ЖИВОТОВА готовится к выходу в одном из московских издательств. Автор пишет о себе: "Родился в Киеве в 1911 году. Прошагал ХХ век и заглянул в ХХI. Я был очевидцем бешеных лет Гражданской войны в украинской провинции, на моих глазах чередой менялись власти "своих" и зарубежных оккупантов". Именно то далекое время почти столетней давности, пережитое совсем еще юным автором, в том числе встреча с батькой Махно, вновь оживает на страницах "Провинциальной повести". В России надо долго жить...
В.В.
Вот и еще одному автору “Дня литературы”, прекрасному русскому поэту Олегу ШЕСТИНСКОМУ — 70 лет! Публикуя рассказ юбиляра, от всего сердца желаем ему еще долгих и творческих лет — на радость всем любителям отечественной литературы.
Учительница русского языка, Клавдия Николаевна проживала в городе красивом и старинном.
По воскресеньям она посещала храм на высокой горе, подгадав, когда схлынут прихожане, чтобы никто не мешал ее сосредоточенности.
Клавдия Николаевна уединялась в левом пределе храма перед иконой Казанской Божией Матери и застывала. Богоматерь нежно склонялась к своему Сыну. Мнилось Клавдии Николаевне,— Богоматерь на нее устремляет взор с неким вопрошением. Подчиняясь Ее взору, учительница не столько молилась, сколько изливала свою печаль, а проще — житейские сетования. Спохватывалась: нет ли кощунства в заземленном речении перед Богородицей? Но твердо Клавдия Николаевна направляла себя:
"Какое же кощунство? Кому ж, как не Богородице, выложить затаенное?"
Вышептывала:
"...Четвертый месяц зарплату хоронят. Не будь бабушкиной пенсии — окочурилась бы. Грешна я: позавидовала ученику, сынку торговца, когда он на переменке булку с черной икрой жевал. Достойно ли наставнице школьнику завидовать? Не пересилила себя и тошно сделалось мне от своей никчемности. Подбивают сослуживцы на голодовку — рискну я. Очерствевших чиновников не прошибу, но хоть сама осознаю: не колобашка я деревянная...
Я к Тебе во храм с кошелкой прибрела. Не от небрежения. Не осуждай меня. Оттого, что после, из храма, тронусь на базар, притулившийся у вокзала. Там съестное весомо дешевле против магазинного. Почему дешевле? Не ведаю. Не Ты ли умилосердствовала лавочников? Они приезжие с юга, мусульмане, но к нам, обескураженным русским, сочувственны, знать..."
