— Признаю, — сказал Самоха. Жуч же задумчиво произнес:
— Вообще-то, я сирота, — намекая тем самым, что предстоящая расправа со стороны Пайды Черного есть дело не вполне законное, так как в своих детях и женах граничар волен, а вот если речь шла не о прямых родственниках, то уж тут суд и расправа были за советом старшин.
Но Пайда Черный разом пресек эту попытку завести дело в дебри крючкотворства:
— Ты, дитятко, мне как сын родной, — ласково сказал он.
Граничары заржали, по достоинству оценив ход.
— Вину свою признаешь, сынок? Озадаченный коварством Пайды Черного, Жуч уныло ответил:
— Признаю.
— Вот и славно, — все ждали этого момента, но мало кто успел уловить движение руки Пайды Черного. Сбитый молниеносным ударом в челюсть, Самоха перекувыркнулся и приложился спиной о яблоневый ствол. А Жуч, не уступавший телосложением Пайде Черному, получив кулаком по лбу, тихо сел на землю.
— Сколь трогательно наблюдать торжество правосудия! — умилялся непременный участник или, на худой конец, свидетель всех лихотских свар и потасовок ведун Клепила, поливая бесчувственных побратимов живительной, настоенной на корешках вырвиглаза, водой из заветной баклажки. — Не холодная рука бесстрастного наемника, но теплая родительская длань, как пращурами завещано, вложила ослушнику разума, промеж рогов. И все! Чудо узрим нынче, граничары.
— Уйди ты, упырь, — бормотал, приходя в себя, Жуч, — вон с Самохой поговори, а то так и будет до смерти улыбаться.
— Голова не болит? — спросил Клепила и сам ответил: — А чему там болеть?
Теперь проницательный взгляд ведуна уперся в перекошенное лицо Самохи. Действительно, было похоже, что Пайда Черный переусердствовал и вывихнул сыну челюсть.
— А ну, скажи чего-нибудь — только быстро! — приказал Клепила.
— Ы-ы! — ответил Самоха и жестами ослабевших рук показал, что он думает о Клепиле и его лекарском искусстве.
— Ага, — Клепила пропустил в горсти свою реденькую бороденку, — больной сошел с ума. Слушай, Жуч, како мыслишь, может оставить все в естественном, так сказать, образе?
— Можно, — покладисто согласился Жуч. — Все, что он скажет, я уж наперед знаю.
— Ы-ы! — сказал Самоха и жестами показал, что знает Жуч все-таки не все.
Жуч задумался и осмыслив показанное, произнес с чувством:
— Какая гадость!
— Придержи-ка его! — Клепила достал из широкого пояса ослепительно сверкающий ножик и медленно провел им по воздуху, перед глазами Самохи, руки которого теперь были зажаты Жучем, как в тисках.
