Старшина разглядывал Ваську так долго и обстоятельно, что тот не выдержал:
— Ну, чего же вы?..
— А ты как сам-то, заметил сходство? — спросил Петушков.
Ужасаясь своему нахальству, Васька выкрикнул:
— Да если вы так говорите, то чего же тут еще раздумывать!
— Сходство есть, — наконец подтвердил старшина. — Нос, извиняюсь, и вообще. Волосом только вы поспокойнее будете. Ну и веснушки, конечно…
— Я сразу понял, что мы с вами договоримся, — нетерпеливо перебил его Петушков.
— Если Василию такое счастье пойти в клоуны, то закон этому препятствовать не может. Поскольку человек вы всесоюзно известный, то мы на Василия запрос сделаем по месту жительства.
— Запрашивайте! — Васька с полной готовностью выпрямился — Пишите: «Наш город, районное отделение милиции, лейтенанту Василию Андреевичу».
Записав адрес, старшина спросил Васькину фамилию.
— Понедельник. Василий Капитонович. Десять лет.
Тут уж даже Петушков слегка опешил:
— Вот это фамилия! Да тебе и придумывать ничего не надо: ни псевдонима, ни маски, ни парика. Ты так и родился клоуном.
Вот когда она началась, новая жизнь! Васька был уверен, что все в этой жизни будет необыкновенным, и поэтому ничему не удивлялся. И оттого, что человек он был сообразительный, все делал ловко и весело.
Новая жизнь началась с того, что ему приказали раздеться догола. В гостиничном номере было тихо и тепло. В ванной шумела вода. Петушков ощупал Васькины мускулы, оглядел его смуглое, закаленное всякими невзгодами тело, приговаривая:
— Хорошо! Молодец, хорошо! Ну и грязен же ты! А это отчего же у тебя все белье черное?
— Мурзилка выкрасила. Чтобы грязь не виднелась. Отцова жена. Ее Муза зовут. Ей чтобы стирать реже. Ну, я ее Мурзилкой…
— Веселая, видать, у тебя была жизнь. Ну, полезай в ванну. Не горячо?
— В самый раз.
— Мыла не жалей. Вот мочалка. Дай-ка я тебе голову намылю. Эх, какие от тебя чернила отходят. Наверное, и тебя самого заодно твоя Мурзилка покрасила, чтобы грязь не виднелась?
После ванны Ваське сделалось так легко, что у него даже немного закружилась голова. Когда он, завернувшись в синий махровый халат, шлепал босыми ногами по паркету, то его даже слегка покачивало. Он сказал об этом и добавил:
— Это меня так от легкости…
— От голода это тебя так покачивает, — сказал Петушков, — а совсем не от легкости.
Васька и сам так подумал, но сказать стеснялся.
Официантке, которая принесла завтрак, Петушков сказал:
— Вот, братишка приехал.
Васька сидел в кресле, подобрав под себя голые ноги, румяный, причесанный, разомлевший от свалившейся на его рыжую голову благодатной новой жизни.
