— И ты всю жизнь живешь в этой квартире?
— Практически да. Правда, я уезжала на год. В Германии жила, с одним немцем. Он здесь альтернативную службу проходил. Анархист по жизни — типичный западный анархист. Хорошо быть анархистом на всем готовом. Ну и я с ним жила…
— Замужем?
— Нет. А неплохо было бы. Получала бы сейчас алименты… — Валя хмыкает.
— У тебя что, ребенок?
— Нет, ребенка нет, слава богу. Там, в Германии, как во всех жирных странах, алименты платят независимо от того, дети есть или нет. Но я особенно не стремилась за него замуж. И он, похоже, тоже не горел желанием жениться. Чтобы анархист — и женат? Но сделал мне визу, тусовались мы с ним, жили по сквотам, ездили по Европе — Берлин, Амстердам, Копенгаген, Милан. Потом надоело мне все, и я вернулась.
— Не понравилось?
— Можно сказать и так. Не люблю я Европу. Она буржуазная вся насквозь. Даже панки — и те буржуазные, потому что для них — это поза… Ладно, ты, наверно, в туалет хочешь? Пошли, покажу.
Валя вылезает из-под одеяла. У нее белое, бледное тело. От холода кожа покрывается пупырышками. Она набрасывает халат. Я надеваю рубашку.
— На дедушку не обращай внимания. Он в маразме уже, так что не слушай его и не отвечай, если будет что спрашивать. Или отвечай, что попало. Ему все равно. Нет, раньше он был что надо, настоящий левый…
— Что значит — левый?
— Ну, коммунист. Кто еще может быть левый? А правые — это буржуи, разве нет? Всякий Союз правых сил, Хакамада облезлая…
Валя открывает дверь комнаты, выходит. Я иду за ней. В конце длинного коридора — кухня, с другой его стороны — входная дверь и еще две двери. Валя идет в сторону кухни. Дед в расстегнутой выцветшей пижаме — видны седые волосы на груди — сидит за кухонным столом и мешает ложечкой чай в большой чашке.
Валя говорит:
— Вот здесь.
Она включает свет, я захожу в туалет. Она говорит:
— Доброе утро, дедушка.
— Доброе утро, — отвечает он. Его голос дрожит, слова еле разобрать.
Пьем с Валей чай на кухне. Дед убрался в свою комнату. К чаю — один только черствый батон.
— С одной стороны, у нас сейчас трудные времена, — говорит Валя. — А с другой стороны, аскетизм — это тоже неплохо. — Она улыбается. — Дедушкина пенсия вся уходит на лекарства, маме в библиотеке платят копейки, а я пока не работаю…
— А чем ты занимаешься?
— Ничем. Работала в магазине, но меня оттуда выгнали…
— За что?
— Потом расскажу, сейчас неохота. А до этого я училась. В МГУ, на историческом. Вылетела в летнюю сессию. Что-то отовсюду меня выгоняют. Плохая примета.
