По сигналу Майориана отступавшая в притворном ужасе кавалерия разделилась надвое. Если франки решат погнаться за одной половиной, вторая ударит с тыла, а прикрывать тылы наши гуляки не умеют, им это и в голову не приходит — что взять с табуна, где каждый стремится доказать другим, что он самый храбрый, а конь под ним самый быстрый… Если они разделятся — еще лучше, потому что у перекрестка ждет отряд, и у моста, куда свернула вторая половина конницы Майориана, тоже ждет. Франки поддались на провокацию, и теперь их участь определена, а случилось это в тот момент, когда они бросились преследовать противника, даже не задумавшись, с чего бы вдруг небольшому отряду аланов нападать на многократно превосходящих их числом франков?..
Лучников среди пирующих было мало, а потому и нападение, и отступление обошлись почти без потерь. В пешем строю франки сражались лучше, чем в конном, в отличие от аланов, так что свою первую задачу Майориан выполнил, на пехоту франков вытащил, а теперь — назад, к мосту: и свечка не догорит, как даже самые пьяные кентавры поймут, что их ловили на живца. И поймали. Так-то франки могли бы и расточиться по лесу, хоть и постыдным считается такое дело, но за спиной — свадебное пиршество, семьи, добыча. Через холмы от кавалерии с этим не уйдешь. А дороги всего две — через лес и через мост. Они попробуют смять пехоту, а когда у них не получится, решат отступить. Те, кто уцелеет… и кинутся к реке… Поэтому нужно торопиться.
Успели. И ударить в спину тем франкам, что погнались за вторым отрядом, и перестроиться, и… а потом пошла плясать. Майориан чувствовал себя тем дураком из притчи, что вздумал оседлать медведя. Даже хуже того дурака, потому что в притче зверь был один, а здесь количество медведей ограничивалось только мерой гостеприимства короля Хлогиона, а верней сказать, ничем. Потом вокруг стало свободней, потом еще свободней, а потом какой-то пехотный декурион, не разглядев, кто перед ним, помянул майориановских предков совершенно неподобающим образом — и тот понял, что справа, слева и впереди — только свои. Уже подошла пехота.
Теперь можно вернуться на место пиршества. Там — обоз, там женщины, в общем, добычи хватит на всех; там же и некоторая часть франков и их гостей, и эти еще намерены сражаться. Почти никто не хотел сдаваться в плен, но отступивших в лес Майориан преследовать запретил: пусть уходят. Должен же кто-то разнести рассказы о победе… впрочем, франки будут рассказывать о поражении, сокрушительном и позорном.
