– - Уж это не наше дело, дедушка,-- сказал писец,-- кто как постелет, так и выспится.
– - Где ж укрывается наш царевич, наша надежда? -- спросил старик.
– - Одному Богу ведомо! -- отвечал стрелец.
– - Конечно, Бог хранит его. Куда ему, бедному, приклонить голову? Отчину-то его, матушку Россию, прибрал царь Борис Федорович! -- сказал старик.
– - Поживем, увидим; только чур никому ни слова, а то и мне и вам -- погибель! -- сказал стрелец.
– - Пора домой, народ расходится,-- примолвил старик.-- Смотри, как все перешептываются, как все приуныли. Кликуша напугала народ; да нельзя и не бояться наважденного дьяволом. Я думаю, что и эти лисицы -- оборотни. Как бы им уйти посреди народа? Ох, детки, быть большой беде! Сердце-вещун говорит что-то недоброе. Зайти-ка к вечерне да помолиться за здоровье царевича Димитрия: да здравствует он многия лета!
Счастье честолюбцев. Царский шут. Слабость сильных. Донос. Льстец. Царская палка.
Отдохнув после обеда, царь Борис Федорович сидел у окна в своей палате и смотрел на обширную Москву, которой концы скрывались от глаз в синем тумане. Погруженный в думу, он не приметил, как царица вошла в комнату и села возле него.
– - Борис, друг мой! что ты невесел? -- сказала царица, положив руку на плечо своего супруга. Борис Федорович быстро оглянулся.
– - Ах, это ты, Мария! Что у тебя за дело, чего ты хочешь? -- спросил он.
– - Неужели и жене приходить к тебе за делом, с просьбами,-- возразила царица Мария Григорьевна,-- я пришла посидеть с тобою, побеседовать. Мы теперь так редко видимся!
– - Друг мой,-- сказал Борис,-- я теперь отец не одного моего семейства; целая Россия -- моя семья. Для моего рода я все сделал, что может сделать человек на земле, для России я должен трудиться до конца жизни. Я добровольно взял на себя эту обязанность.
– - Правда! Но какую награду получаешь ты за эти труды? -- возразила царица.-- Ты все становишься мрачнее, угрюмее. Тайная грусть снедает тебя и отравляет счастье всех твоих ближних. Сколько раз ты говорил мне с восторгом о своих великих надеждах, сколько раз ты описывал мне райское счастье венценосцев! Наконец ты достигнул того, чего желал: ты царь и самодержец Росии; но с тех пор, как ты возложил венец на свою голову, черные мысли поселились в ней, веселье исчезло из сердца -- и мы не узнаем в царе Борисе ласкового, приветливого Годунова: все переменилось! Где же то счастье, за которым ты гонялся?
– - Ты права, совершенно права, любезная Мария! -- воскликнул царь.-- Я думал, я верил, что величайшее блаженство на земле -- власть, и, признаюсь, ошибся. Честь, жизнь, имение миллионов людей есть моя собственность; воля моя -- закон; слово -- приговор судьбы; но эта власть не делает меня счастливым! Власть была предметом всех моих желаний и помышлений, а теперь она же служит источником всех моих опасений и беспокойства. Страшно потерять то, что стоило стольких трудов! Ужасно владеть предметом зависти всех честолюбцев, всех дерзновенных! При царе Иване Васильевиче все мы не были уверены в одной минуте нашей жизни, но самая эта боязнь доставляла нам радости: мы наслаждались, подобно плавателю по бурным морям, который тешится, преодолевая опасности. Тогда я думал: как счастлив тот, которого все боятся и который не боится никого! Наконец, вот я тот самый, которого все страшатся -- но и я, неустрашимый, познал боязнь! Кого боятся, того не могут любить. Кто все может отнять, того дары ненадежны. Против государя законного, рожденного на троне, бояре и народ могут роптать, могут его не любить; но как бы он ни был жесток и несправедлив, никто не может осмелиться мериться с ним правами на власть. Напротив того, меня, государя избранного, судят иначе. Любезный друг Мария! Верь мне, что яд и чародейство давно уже устремлены противу меня!
