На этой мысли я закрыла дверь перед собственным воображением. Подняла окостеневшее от долгого сидения тело, довела до кровати, завернула в одеяло с головой и затащила себя в сон, точно утопленника под корягу.
- Ну и трусиха же ты… - приговаривал Мореход, суя мне в руки знакомую горячую кружку с грогом, в пропорциях которого ром откровенно брал верх над чаем. Я сидела, стуча зубами, в капитанской каюте. Тело под двумя одеялами было холодным и мокрым, с волос по спине ползли ледяные струйки.
- Т-ты м-мен-ня из-з в-вод-ды, ч-чт-то л-ли, выл-ловил? – с трудом проговорила я и глотнула бурого огня из кружки.
- Ага, - просто ответил Мореход. – Не иначе, самоутопиться решила. В чувстве вины. Не понимаю я тебя.
- А ч-чт-то т-тут неп-понятного? – Я выдохнула, пытаясь справиться с челюстью, выбивавшей чечетку. Не вышло. – В-все п-пон-ним-маю, с-себ-бя с-сд-держ-жат-ть н-не м-могу.
- Что «все»? – хмыкнул Мореход. – Что ты права? Что иначе нельзя?
- Н-ну… д-да-а…
- А раз иначе нельзя, какого черта бояться?
Ром понемногу размораживал внутренности. И, что хорошо, речевой аппарат. Зубы перестали отплясывать друг на друге. Можно поговорить по душам.
- Не хочу девчонок терять. Привыкла за столько-то лет, что у меня есть сестры. Что они меня понимают и любят.
- Любить они тебя не перестанут. – Мореход назидательно погрозил пальцем. – А понимание со временем придет.
- Вот интересно, кто тут самый древний и опытный? Кажется, не ты, - съязвила я. – Дурацкие идеи насчет того, что «любовь все превозмогает»…
- …себя не раз оправдывали. И еще не раз оправдают. Любовь так просто не проходит, даже если человек совершает нечто ужасное. Скажем, убийство. А ты вроде бы никого смерти предавать не собираешься?
- Вроде нет. – Мне стало смешно. Я представила себя входящей с тяжелым, будто полный рюкзак, двуручным мечом, в квартиру мамашиной (а точнее, Сониной) подруги, где маменька нашла приют после рождественских разборок. Хозяйка, добрая душа, кидается на меня в прихожей, крича на смешанном русско-идише-немецком: «Остановись, безумица, опомнись, пощади свою старую мать!», соседи в смятении зовут полицию и хаус-мастера, болящая старушка лезет под диван, я нахожу ее по разбросанным тапкам, тяну за ногу из-под мебели, оружие скрежещет по полу, высекает искры об ножки дивана… Это не триллер, это водевиль.
- Вот и не трясись. Сколько раз за сегодняшний день ты повторила, что сказать собираешься?
- Несколько. Раз пятьсот, не больше.
