- Слезь с меня, Др... Слушай, а как тебя зовут? - Геркулес вдруг оживился.
- А смеяться не будешь?
- Буду! - убежденно заявляет он и выжидающе глядит на меня.
- Хасса. Полностью - Хасинта.
- А что это значит?
- Это ничего не значит! Это имя! Меня так назвали родители!
- Тогда почему я должен смеяться? - недоумевает Дубина.
Действительно. Почему кто-то должен смеяться над моим именем? Над чем тут смеяться? Над тем, что у меня ЕСТЬ имя, а не только клички, одна другой злее?
Полог шатра откидывает рука в перчатке из дорогой - издалека видать, насколько дорогой - кожи. За рукой следует толстое лицо с вялым ртом и дряблыми щеками.
- Ваше высочество, поединок вот-вот начнется... - вошедший замирает, увидев небывалую картину принцева посрамления - их высочество лежит на полу, а верхом на нем сидит - и явно не с добрыми намерениями - какое-то жуткое существо. Женщину во мне, ориентируясь по здешней моде, не признать.
Царедворец в пафосных перчатках не знает: звать ли ему на помощь или тихонько улизнуть - вдруг совершающееся здесь совершается с соизволения его высочества? Или, господи упаси, с соизволения его величества? В первом случае принц предается противоестественному разврату, что есть его личное дело. Во втором - уничтожается путем естественного дворцового отбора, что есть личное дело короля. Дилемма! Сейчас у перчатконосца материнская плата сгорит. От перегрузки.
- Иди, дружок, иди, - машет рукой Геркулес. - Объяви там, что я больше сегодня не сражаюсь. Друга встретил, хочу с ним... побеседовать.
И в тот день мы больше не сражались.
Глава 8. Оц-тоц, первертоц…
Отсыревшая земля вокруг аэропорта Марко Поло превратилась в бурый ковер, вышитый тусклым серебром проток, потом завернулась в облачный полог – и исчезла. Берлин встречал нас бледно-розовым закатом, подцветившим колотый лед на реках и озерах. Земля под моими ногами отчего-то покачивалась, точно палуба вапоретто, точно корабль Морехода – то ли Венеция не хотела отпускать, то ли море Ид звало вернуться…
Не хочу встречаться с Мореходом. Дни, проведенные с Драконом, освободили меня от магии слов. А это дорогого стоит.
Всю жизнь я хожу под рукой бога слов. «В началѣ бѣ слово и слово бѣ къ Богу и Бог бѣ слово»… В моем мире я ем слово, пью слово, словом укрываюсь на ночь и словом утираю заспанную физиономию поутру. Как только слова кончаются, кончается и комфортная, безопасная жизнь. Начинается бескормица, суета и маета. Среди нас, словесников, кто лучше владеет вербальной магией – тот и богач. Неудивительно, что мы поклоняемся слову. Верим в его всемогущество. Уповаем на его защиту.
