Сделав круг над лесом, высоко в небе, мы зависаем, мерно взмахивая крыльями. Геркулес ухитряется на лету поскрести морду и вдруг изрекает:
- В лесу нам их не найти.
- Ага, - бесстрастно произношу я.
- Спустимся ниже?
- А если... просканировать местность? - размышляю я.
- Как это? - оживляется Дубина. Ему сейчас интереснее сама задача, чем результат. Как и мне.
- Попытайся увидеть их мысли. Отделить от того, что чувствуют олени, кролики, живность всякая. Люди - они... другие, - пытаюсь я донести до Геркулеса невнятную, но такую любопытную идею.
- Попробую, - хмыкает он и зажмуривается.
Сознание нескольких солдат и ведьмы, которую они волокут с собой, накинув ей, словно собаке, петлю на шею, оказывается самым громким голосом среди шепота, идущего от лесных обитателей. Мы долго слушаем нехитрые желания: пиво, мясо, сон в постели, отдых натруженным ногам, нашивки за успешно проведенную казнь, белотелая жена деревенского старосты, у которой такой невинно-блудливый взгляд и ярко-красный рот... И жизнь, жизнь, еще немного жизни в домике у подножья горы, трудной, унылой, желанной жизни, минуты которой истекают, и смерть встает огненным столбом перед глазами.
- Это не Кордейра, - хором произносим мы.
Действительно, женщина с израненными ногами и ссадинами от петли на шее - не Кордейра. Она старше, она проще и она местная. Эти леса, эти холмы, эта деревня - все, что она знает. Остальной мир для нее - пугающий лабиринт, которого она избегала всю свою жизнь. Даже будучи совсем молодой, она не бывала ни в городе, ни по ту сторону горы. Здесь ей знакома каждая травинка, каждая зверушка - она и сама немногим отличается от трав и зверья. Душа ее - как горное озеро, чистое и неглубокое.
- Надо ее спасти! - говорю я, отмахиваясь от своего драконьего фатализма.
- Конечно, - соглашается Дубина. И мы, не сговариваясь, летим в сторону деревни.
Сказать, что мы напугали местное население, - значит ничего не сказать. Когда прямо на приготовленную к казни кучу хвороста рухнули с небес две крылатых твари, разметав по прутику любовно сложенные вязанки, деревенские прыснули во все стороны, словно зайцы. А мы парой ударов хвоста расчистили себе пространство и сели лицом к лесу.
Солдаты оказались похрабрее. Их попытки пристрелить нас на месте вызвали у меня гомерический хохот. Дубина красовался, ловя арбалетные болты зубами, пока у отряда не кончились боеприпасы.
- Отпустите женщину! - наконец проревел он, встряхиваясь, точно мокрый пес. Ведьма, которая во время пальбы пряталась за мужскими спинами, обреченно вышла вперед, рухнула в пыль на колени и провыла из последних душевных сил:
